Назвать модернизм «модернизмом»

Рейтинг:   / 0

Подробности

Категория: Публикации

Создано 16.04.2010 14:55

Опубликовано 16.04.2010 14:53

Просмотров: 2988

Опровергая таким способом современные заблуждения, православные богословы следуют тому, как боролись с прежними ересями Святые отцы. При таком способе рассмотрения модернизм предстает антицерковным учением, противоречащим самому себе и отличным от Православного вероучения.

Этим можно вполне ограничиться, но проведя этот критический разбор, православный богослов сталкивается с одной существенной. Дело в том, что в отличие от прежних ересей модернизм не излагает никакого учения, ни своего, ни Православного. Это безумные адогматические глаголы, проистекающие из опытного (экспериментального) метода познания вещей Божественных. Тем самым модернизм предварительно признает свое учение адогматическим, то есть бессмысленным, и опытным, практическим, а не умозрительным и теоретическим. Модернизм как бы заранее объявляет свое учение противоречивым и противоречащим истине, и поэтому не подлежащим критике ни с помощью разума, ни с помощью авторитета.

В споре православного с модернистом не может служить аргументом ни внутренняя противоречивость, ни даже прямая глупость, поскольку, например, о. Павел Флоренский сам признает свое учение адогматическим и опытным. Он заранее отказывает Православному Христианству, и вообще кому бы то ни было, в суде над этим «учением», оставляя это право только лично за собой. Этот подход в последние десятилетия получил наименование «постмодерна», однако богословы-модернисты практиковали его уже более ста лет.

Иными словами, антимодернистский подход недостаточен в данном случае не потому, чтобы Церковное учение было недостаточным, а как раз напротив. Церковное учение является слишком мудрым, слишком точным, слишком возвышенным, чтобы поразить безумство и пошлость. И в этом смысле богословский модернизм становится в один ряд с учениями дарвинизма, марксизма, фрейдизма, расизма. Точно так же было бы несоразмерным, и потому бесполезным, опровергать дарвинизм на основании метафизики. Дарвинизм является прагматическим примитивом и совершенно не соприкасается с идеальной областью жизни человека. Между «теорией»  Дарвина и какой-либо теорией в собственном смысле нет вообще ничего общего: ни мостов, ни связей, ни родства.

Модернизм также не то что искажает учение Церкви, но до него не дотрагивается, и даже не отталкивается от него. Например, крупные модернисты нашего времени А.И. Осипов, митр. Иоанн (Зизулас), еп. Игнатий (Мидич) сложили свое мировоззрение независимо от Христианства. Они лишь постфактум пытаются изложить свое учение в православных терминах, что, естественно, у них получается очень плохо, поскольку Христианская вера и умозрение не могут быть приспособлены к изложению воззрений бергсонианства, «философии жизни», экзистенциализма, и других монистических философских учений.

Разрыв между Церковным учением и современными философскими направлениями не культурный, а онтологический, поскольку они принадлежат к разным областям человеческой жизни. Модернисты, как биологические феномены, живут внутри потока повседневности и находят в модернизме оправдание этой своей практической обыденной жизни. Христианство не имеет с этим ничего общего, представляя собой Богооткровенное учение о сотворении Богом человека и о его спасении Жертвой, принесенной Богочеловеком на Кресте, и о блаженной жизни будущего века.

Это ставит перед антимодернистами существенную проблему, поскольку им необходимо показать не только несоответствие конкретных положений догматам, но оценить модернистов по подлинному смыслу (бессмыслице) их речей.

Так, антимодернист может попытаться понять высказывания модернистов в православном смысле, забыв, что они не обладают этим смыслом. Поэтому столь необходимо изучать модернистскую терминологию, и постигать содержание терминов, которое вкладывают в него модернисты, а не приписывать этим терминам тот смысл, который они имеют в Христианстве и здравой философии.

Поэтому если В.С. Соловьев, например, не называет прямо «Софию» Богом, а телом Божиим, материей Божества, проникнутой началом божественного единства, это не значит, что он «Софию» не обожествляет. Точно также и античные язычники, если бы их спросили: является ли Терминус (божество границ) богом в том же смысле, что и Юпитер,- сочли бы это нелепостью.

Надо рассматривать высказывания модернистов в рамках того мировоззрения, которое есть у автора, а не того, которого у него нет и в помине. Поэтому та же «София», рассматриваемая в Христианских терминах, не является Богом, и напротив, в рамках модернистского оккультного мировоззрения всеединства – она им является, и даже прямо именуется. Надо увидеть, что для В.С. Соловьева «София» все-таки божественное существо, и Соловьев мнил, что он вступает с «Софией» в личное общение, но, опять же, ведь и личность для Соловьева – условность, фантом, продукт греха (см. статью С.М. Половинкина Вл. Соловьев и Л.М. Лопатин: еще один пример дружбы-вражды).

Модернисты сознают, что православные зачастую не могут определиться с терминами, и активно используют это для прикрытия своей неортодоксальности. Они отвечают на обвинения в обожествлении «Софии» именно в этом ключе. Они как бы спрашивают православных:

- Вы употребляете слово Бог в христианском смысле?

- Да!

- Тогда «София» – не Бог.

Поэтому так легко последователи «парижской школы» могут «отвергать» софиологию на словах, не осуждая ни В.С. Соловьева, ни о. С. Булгакова.

То же относится к личному бытию «Софии»: Вы говорите о личном бытии в православном смысле? Тогда нет, «София» – не личность. Так, для о. В. Зеньковского идеи в Боге составляют «Премудрость, душу мира», но душу не в личном смысле, конечно.

Итак, перед нами очень ловкое использование модернистами того факта, что они по имени являются православными, а по существу своих взглядов – неправославными. И, к сожалению, православные, полемизирующие с ними, принимают эту их, якобы, двойственность и не хотят раскрыть ее до конца.

Представим себе, что в лице представителя «нравственного монизма» А.И. Осипова перед нами не модернист, а православный. Тут же возникнет огромное количество сложностей: во-первых, А.И. Осипов явно противоречит и прямо борется с Православным вероучением. Он думает унизить Православие, называя его «схоластическим», хотя это никак не покрывается фактами истории ни Православия, ни западной схоластики.

Во-вторых, для опровержения теоретических положений Православия А.И. Осипов использует обыденный язык. Еще в конце XIX в. «нравственный монизм» стремился говорить о догматах понятным языком, чтобы их могли постичь и не готовые к пониманию. Теперь история описала полный круг: это учение понятно только тем, кто не способен понимать, и не понятно людям, способным к пониманию. И это непонимание выражается также в том, что православные не могут определить типологически воззрения А.И. Осипова.

В-третьих, А.И. Осипов явно опирается на какое-то философское учение (монизм, философия «жизни» и т.п.), но нигде это открыто не признает и этих направлений не называет.

Наконец, его учение внутренне несостоятельно и противоречиво, как всякое монистическое учение.

Таким образом, А.И. Осипов лишь притворяется православным богословом, и если и мы также будем притворяться, что считаем его православным, то останемся в недоумении относительно подлинного названия, целей и содержания его учения.

И мы ничего ровным счетом не поймем в том, что А.И. Осипов хочет донести до своих слушателей. Конечно, учение А.И. Осипова нелепо с любой  точки зрения, хоть с православной, хоть с философской. Оно принципиально абсурдно. И именно этот абсурд ставит православного исследователя в тупик, чего на самом деле быть не должно. Ведь никакого тупика здесь нет. То есть, конечно, сам А.И. Осипов находится в тупике, но богословский и философский анализ способен вскрыть его религиозную ошибку, и показать, что тупик создан им и существует только для него и его последователей, а объективно тупика нигде нет, и есть лишь исповедание Истины.

Если угодно, то А.И. Осипов неправ во всем, и его воззрения ни чем не похожи на Православие. И поэтому сравнивать его со Святыми отцами совершенно некорректно и вредно.

Исходя из сказанного, можно предложить следующий путь. Чисто для простоты рассуждения следует заведомо принять, что учение модернистов не имеет ничего общего со Святоотеческим богословием.

И что тогда? Тогда мы будем вынуждены заново искать объяснения странным и противоестественным воззрениям модернистов. Это затруднительно, но другого пути нет. Мы посмотрим на их сочинения иными глазами, и должны будем дать ответ: что за учение перед нами, что за мировоззрение, не отвлекаясь на православную или неправославную лексику. Если мы отвлечемся от немногих рудиментов «православности» в учении модернистов, то увидим, что модернизм представляет собой на самом деле.

Предлагаемый нами подход не столь произволен, как может показаться. Во всяком случае, рассматривать как православных – людей, открыто попирающих учение Церкви, ему противоречащих и высмеивающих его,- было бы гораздо большим насилием над истиной и методом. В самом деле, неужели и православным следует надругаться над принципами, чтобы сохранить иллюзию принадлежности модернистов к Православному богословию?

Попытка прочитать модернистов в православном смысле приводит к признанию существования в Православии абсурдных лакун, оккультных провалов. Общая магическая очарованность Нового времени скрадывает это, и получается, что можно увидеть в религиозном индифферентисте (митр. Антоний Сурожский) или экуменисте (митр. Каллистос Уар) носителей православной духовности, учителей молитвы.

Короче говоря, надо увидеть свою ошибку: мы ошибаемся относительно рода исследуемого объекта. Мы бы столкнулись с ровно такими же сложностями, изучая корову, как если бы она была кенгуру. Мы бы недоумевали: откуда у кенгуру рога и зачем они ему. Мы бы признали, что наше кенгуру, возможно, даже лучше всем нам известных, поскольку дает молоко. Но с другой стороны, мы бы признали, что все-таки перед нами явный урод, тогда как на самом деле это существо, принадлежащее к другому виду. И сравнение этих существ между собой не открывает никакой истины.

То есть, даже осуждая модернизм, мы удивляемся абсурдности модернистского учения. А удивляться тут нечему. Абсурд совсем в другом – не в несоответствии Православию, а в самой сути воззрений, вне их сопоставления с догматами. Поэтому необходимо читать модернистов в их собственных терминах, а не пытаться понять их слова, как якобы имеющие православный смысл, но почему-то неправильно расположенные  и сопряженные.

Как справедливо писал Э. Фогелен в отношении марксизма: Если теоретик описывает марксистскую идею «царства свободы» (которое должно установиться посредством коммунистической революции) как имманентистский вариант Христианского эсхатологического символа, то этот символ: «царство свободы», – будет частью реальности. «Царство свободы» станет проявлением идеологии светского мистицизма, подвидом которой является марксизм, а термины «имманентистский», «вариант» и «эсхатология» – будут являться терминами политической науки. Эти термины, которые мы употребили для описания, не существуют на самом деле в марксизме, тогда как, напротив, символ «царства свободы» не может принадлежать ни к какой критической науке (Eric Voegelin. The New Science of Politics).

Поэтому первый шаг должен состоять в определении того, что за учение перед нами и к какому роду оно относится. Тогда все встанет на свои места. Например, если мы определяем учение о. П. Флоренского как безумное, то тем самым мы его дисквалифицируем, провозглашаем, что никакое не учение. Следовательно, оно не подлежит рассмотрению и должно быть отвергнуто сразу и во всех подробностях и выводах. Разумеется, с этим никогда не согласится последователь о. Флоренского, поскольку безумие в системе о. Флоренского ничего не дисквалифицирует. Если мы согласимся с этим, или хотя бы будем принимать во внимание: «они не согласны, потому что в их системе – безумие не считается проблемой», то мы сами приобщимся этой глупости, и более ничего.

Возьмем в качестве последнего примера о. А. Меня. Мы можем искать суть в определениях, которое давал о.А. Мень сам себе или его последователи: «библиолог», «миссионер», «апостол интеллигентов» и т.п. При этом мы ничего не узнаем собственно об о.А. Мене. Мы также намеренно замутним свой ум, поскольку создали химеру: «православного модерниста» или «православного экумениста» и т.п. Мы пугаемся этой химеры и пугаем других, подрывая в себе и других веру и волю.

И создав такую химеру, мы либо будем должны удовлетвориться мифологическим истолкованием действительности, поскольку только миф допускает химер, либо нам придется отказаться от понимания вообще, и разинув рот потреблять массовую продукцию религиозного синдиката им. о.А. Меня или о.Г. Кочеткова.

Так, о. А. Мень отвечает на вопрос об «ауре умерших»: Я убежден, что над местами, где похоронено много людей, можно многое почувствовать. Бывая на кладбищах, я часто знаю, что вот тут происходит какая-то драма, особенно у новопохороненных. Некоторые видели даже, как поднимается над могилой аура астральная, которая еще не оторвалась от тела, еще не ушла. Это то, что называют биоэнергетическим комплексом, энергетическим двойником. Так что древние египтяне были не так уж и неправы (Беседа о посмертии). Разумеется, если мы принимаем о.А. Меня за православного, то, услышав такие откровения, мы очень удивимся и возмутимся. Можно ли так?! Да что же это такое?! и т.п. Мы прибегнем к Святым отцам и сопоставим слова о.А. Меня со словами св. Иоанна Златоуста. Да, Святой отец учит совершенно противоположному: Почему бесы любили жить в гробах (Мф. 8:28)? Потому что им хотелось во многих посеять пагубное учение, то есть что души умерших превращаются в бесов, чего никогда не должно даже и в уме представлять… Ты скажешь, что сами бесноватые вызвают: я душа такого-то человека! Но и это – хитрость и обман диавоола. Не душа какого-нибудь умершего вопиет, а притворяющийся так демон, для обольщения слушателей.

И что мы выяснили? Практически ничего. Для о.А. Меня и его последователей св. Иоанн Златоуст – не авторитет, и они не видят никакой крамолы в этом несоответствии. Как оккультизм сочетается у о.А. Меня с рационализмом? Тоже непонятно. Мы делали все правильно, так почему же не можем поставить точкут никакой точки в нашем опровержении?

Но мы можем поступить иначе. Надо отбросить шоры, которые заставляют нас смотреть на модернизм как на разновидность богословия, и к тому же Христианского богословия.

Вначале примем во внимание, что учение о.А. Меня намеренно мозаично и включает в себя как оккультизм, так и атеизм и рационализм самого грубого толка. Станет понятно, почему о.А. Мень придавал столь большое значение сочинениям Тейяра де Шардена: потому что в них соединяется и то и другое.

Мы увидим, что целью о.А. Меня и результатом его деятельности было создание религиозного синдиката. Этому было подчинено его убеждение, что во всех религиозных и во всех человеческих усилиях есть исторически прогрессивная составляющая.

Перед нами коренное извращение всего порядка, разумного и нравственного, поскольку ставятся практические цели, а теоретические суждения служат лишь средствами для их достижения. И понятно, что если целью является собрание последователей в один конгломерат, то различия в вере и неверии, про-католицизм о.А. Меня и про-протестантизм о. А. Борисова, оккультизм и атеизм не могут служить причиной для отсева кого бы то ни было. Никакой бред, в том числе расистский (см., его интервью 1975 г. журналу «Евреи в СССР»), не может противоречить убеждениям и целям о.А. Меня.

Так все встанет на свои места, и мы поймем, что последователи о.А. Меня являются структурой враждебной Православной Церкви по самым принципиальным конструктивным основаниям, а распространение безумных идей является для «меневцев» лишь средством. То есть перед нами возникнет реальное страшное и опасное «существо», а не химера, которая, впрочем, тоже по-своему страшна.

Если такой подход к борьбе с модернизм будет разработан, то он столкнется с протестами модернистов, которые заинтересованы в том, чтобы их называли православными. Для модернистов не будет приемлемо и то, что мы осуждаем их учителей и кумиров предварительно, до всякого разбора с точки зрения Православного вероучения. Хотя они против и такой оценки, но все же она выгоднее для них, нежели прямое и предварительное отвержение.

Антимодернизм.ру