«Мы - Русские Люди». Генерал В.О. Каппель (документальный фильм)

Рейтинг:   / 1

Подробности

Создано 16.12.2016 19:58

Опубликовано 16.12.2016 19:58

Просмотров: 1344

«Мы - Русские Люди».

Генерал В.О. Каппель  

 - Смерть царским генералам! Смерть белобандитам! - гремела толпа, собравшаяся на митинг в шахте №2 Аша-Балашовского завода, где остановилась пробивающаяся в Сибирь Волжская группа генерала Каппеля. Ораторы с каждой минутой хмелели от собственных озлобленных выкриков, атмосфера накалялась, и в общем экстазе никто не заметил вошедшего в помещение незнакомца, остановившегося у входа и наблюдавшего происходящее.

- Товарищи! - крикнул председатель, обращаясь к двум или трем красноармейцам, стоявшим около трибуны: - Вы были захвачены белогвардейцами, но удачно спаслись. Расскажите товарищам, что вы видели у Каппеля, о его зверствах, расстрелах и порках!

Красноармейцы смущенно переглянулись.

- Не стесняйтесь, товарищи! - подбодрил их председатель: - Говорите прямо обо всем, что у них делается, как вы спаслись из кровавых рук царского генерала!

- Да как спаслись?  - пожал плечами один из солдат. - Взяли у нас винтовки, а нас отпустили. Каппель, говорят, никого из нас не расстреливает, а отпускает, кто куда хочет...

Смущенное молчание повисло в шахте.

- Это, товарищи, только ловкий трюк! - объявил председатель: - Мозги нам запудривает. А вам, товарищи красноармейцы, даже довольно таки стыдно говорить так на митинге!

На трибуну вскочил молодой человек и срывающимся голосом, перекрикивая шум, стал читать популярные тогда стихи какого-то красного поэта:

- Мы смелы и дерзки, мы юностью пьяны,

Мы местью, мы верой горим.

Мы Волги сыны, мы ее партизаны,

Мы новую эру творим.

Пощады от вас мы не просим, тираны -

Ведь сами мы вас не щадим!

- Не щадим... Нет пощады... Смерть белобандитам! Смерть Каппелю! - раздался гром голосов.

В этот момент к трибуне подошёл незнакомец в шведской кожаной куртке и попросил слова.

- Товарищи! - закричал председатель, - Слово принадлежит очередному оратору!

«Очередной оратор» быстро и легко вспрыгнул на трибуну. Никто ещё ничего не понял, и лишь у красноармейцев вдруг побледнели и вытянулись лица. Человек спокойно стоял на трибуне и ждал тишины. Наконец, она настала. Тогда громким и уверенным голосом он начал свою речь:

- Я - генерал Каппель, я один и без всякой охраны и оружия. Вы решили убить меня. Я вас слушал, теперь выслушайте меня вы.

Присутствующие замерли, а некоторые стали осторожно пробираться к дверям.

- Останьтесь все! - резко и повелительно бросил Каппель. - Ведь я здесь один, а одного бояться нечего!

Мертвая тишина повисла в шахте. Белый вождь говорил просто и ясно. Он рассказал, что несет с собой большевизм, обрисовал ярко и правдиво ту пропасть, в которую катится Россия, объяснил, за что он борется:

- Я хочу, чтобы Россия процветала наравне с другими передовыми странами. Я хочу, чтобы все фабрики и заводы работали и рабочие имели вполне приличное существование.

Ещё мгновение длилось молчание, и вдруг толпа, ещё считанные минуты назад алкавшая его крови, стала рукоплескать ему. И те, что перед этим кричали «Смерть!» теперь сталь же громко грянули «Ура!». После этого шахтёры подхватили Каппеля на руки и понесли к штабу, где уже царила тревога из-за внезапного исчезновения командующего, ушедшего «на прогулку» перед ужином в сопровождении одного из офицеров.

- Бедные русские люди, - тихо говорил Владимир Оскарович тем поздним вечером, глядя на оплывающий огарок свечи. - Обманутые, темные, такие часто жестокие, но русские...

Русские люди, русский народ, не партии, не классы, но именно это понятие было главным для Каппеля. Именно за русский народ вёл он свою борьбу, не переставая верить в него, ни на мгновение не забывая, что даже там, по другую сторону фронта - тоже русские люди. Обманутые, помрачённые, но всё же русские, а, значит, способные к возрождению, осознанию ошибок и возвращению на истинный путь.

Владимир Оскарович видел свою задачу не просто в военной победе, не в том, чтобы уничтожить врага, но в том, чтобы обратить заблудшие души, в том, чтобы разбудить в замутнённом интернационалом сознании родовую память, разбудить в русском человеке русского человека. Этим была вызвана всегдашняя мягкость генерала к рядовым красноармейцам. Г.К. Гинс вспоминал: «Он, например, приказал отпускать на свободу обезоруженных пленных красноармейцев. Он был первым и, может быть, единственным тогда из военачальников, который считал «гражданскую войну» особым видом войны, требующим применения не только орудий истребления, но и психологического воздействия.

Он полагал, что отпущенные красноармейцы могли стать полезными как свидетели того, что «белые» борются не с народом, а с коммунистами».

О политических взглядах и характере Каппеля свидетельствует его сослуживец полковник Сверчков: «Владимир Оскарович Каппель был убежденным монархистом, преданным вере православной, Батюшке-Царю и своей родине России. Из большинства господ офицеров полка он выделялся всесторонней образованностью, культурностью и начитанностью, думаю, что не осталось ни одной книги в нашей обширной библиотеке, которую он оставил бы непрочитанной.

Владимир Оскарович не чуждался общества, особенно общества офицеров полка, любил со своими однополчанами посидеть до поздних часов за стаканом вина, поговорить, поспорить, но всегда в меру, без всяких шероховатостей; поэтому он был всеми любим и всеми уважаем. В военном духе он был дисциплинирован, светски воспитан. Владимира Оскаровича любили все, начиная от рядового 1-го эскадрона, в котором он вместе со мной служил, до командира полка включительно».

«В.О. Каппель до своего конца исповедовал монархические взгляды, - писал А.А. Федорович. - Февральскую революцию он пережил в нравственном отношении очень тяжело, может быть, тяжелее, чем октябрьскую, так как вторая явилась естественным продолжением первой. В.О. Каппель понимал, что после февраля оздоровление страны может быть только тогда, когда сильный и умный диктатор, придя к власти, уберет с Российского пути звонко болтающее правительство Керенского. (...)

Владимир Оскарович слишком чтил ушедший в феврале строй, чтобы дешевыми, звонкими фразами говорить о нем - это был для него слишком серьезный вопрос, к которому следует относиться особенно бережно. Каждый злобный, грязный и, в большинстве, до идиотизма глупый выкрик в адрес прошлого глубоко ранил его душу и оскорблял его. Давать лишний повод к этому он не имел права по своим убеждениям; спорить, доказывать было бесполезно; погибнуть за это во время таких споров он не считал себя вправе, так как в душе и уме уже созрело решение встать на путь борьбы с советской властью, конечным этапом каковой было восстановление старого порядка. Но он об этом молчал, и только совсем немногие, самые близкие люди знали это. "Говорить о монархии теперь - это значит только вредить ей", - говорил он им"».

Каппель-полководец стяжал себе легендарную славу. Но кроме этого Владимир Оскарович был человеком, глубоко понявшим суть гражданской войны, суть Белой Борьбы.

- Гражданская война - это не то, что война с внешним врагом, - говорил он. - Там все гораздо проще. В гражданской войне не все приемы и методы, о которых говорят военные учебники, хороши... Эту войну нужно вести особенно осторожно, ибо один ошибочный шаг если не погубит, то сильно повредит делу. Особенно осторожно нужно относиться к населению, ибо все население России активно или пассивно, но участвует в войне. В гражданской войне победит тот, на чьей стороне будут симпатии населения...

Указывая на добровольцев из крестьян, генерал замечал:

- Победить легче тому, кто поймет, как революция отразилась на их психологии. И раз это будет понято, то будет и победа. Мы видим, как население сейчас идет нам навстречу, оно верит нам, и потому мы побеждаем... И, кроме того, раз мы честно любим Родину, нам нужно забыть о том, кто из нас и кем был до революции. Конечно, я хотел бы, как и многие из нас, чтобы образом правления у нас была монархия; но в данный момент о монархии думать преждевременно. Мы сейчас видим, что наша Родина испытывает страдания, и наша задача - облегчить эти страдания...

При первой встрече с Верховным Правителем адмиралом Колчаком Владимир Оскарович указывал:

- Большинство из нас, будучи незнакомы с политической жизнью государства, попали впросак. И многим очень трудно в этом разобраться. Революция - это мощный, неудержимый поток и пытаться остановить его - сплошное безумие. Нужно знать, что этот поток снесет все преграды на своем пути. Но дать этому потоку желательное направление было бы не так трудно. Мы этого не хотели понять. Мы имеем дело с тяжело больной. И вместо того, чтобы ее лечить, мы заботимся о цвете ее наряда...  

В то время, пока многие были озабочены «цветом наряда», Каппель был полон заботы о больной Родине, о русских людях, в которых ничто не могло поколебать его веры. Подобно тому, как в облике до последнего предела падшего грешника, взор светлый способен видеть и любить образ Божий, Владимир Оскарович видел и любил русских людей даже в пленных красноармейцах, которых Ставка определила пополнением его корпусу. Такое «пополнение» вначале привело в ужас и самого генерала, и его офицеров, ибо оно не могло усилить корпус, но лишь размыть, поглотить его кадры, ослабить его морально. Однако, Каппель быстро преодолел себя и сформулировал собравшимся командирам предстоящую им задачу:

- Всех поделить между частями... Усилить до отказа занятия, собрать все силы, всю волю - перевоспитать, сделать нашими - каждый час, каждую минуту думать только об этом. Передать им, внушить нашу веру, заразить нашим порывом, привить любовь к настоящей России, душу свою им передать, если потребуется, но зато их души перестроить! Их можно, их нужно, их должно сделать такими как мы. Они тоже русские, только одурманенные, обманутые. Они должны, слушая наши слова, заражаясь нашим примером, воскресить в своей душе забытую ими любовь к настоящей Родине, за которую боремся мы.

 Я требую, я приказываю всей своей властью вам всем старым моим помощникам, забыть о себе, забыть о том, что есть отдых - все время отдать на перевоспитание этих красноармейцев, внушить нашим солдатам, чтобы в свободное время и они проводили ту же работу. Рассказать этому пополнению о том, какая Россия была, что ожидало ее в случае победы над Германией, напомнить какая Россия сейчас. Рассказать о наших делах на Волге, объяснить, что эти победы добывала горсточка людей, любящих Россию и за нее жертвовавших своими, в большинстве молодыми, жизнями, напомнить, как мы отпускали пленных краснормейцев и карали коммунистов. Вдунуть в их души пафос победы над теми, кто сейчас губит Россию, обманывая их.

Самыми простыми словами разъяснить нелепость и нежизненность коммунизма, несущего рабство, при котором рабом станет весь русский народ, а хозяевами - власть под красной звездой. Мы должны... Мы должны свои души, свою веру, свой порыв втиснуть в них, чтобы все ценное и главное для нас стало таким же и для них. И при этом ни одного слова, ни одного упрека за их прошлое, ни одного намека на вражду, даже в прошлом. Основное - все мы русские и Россия принадлежит нам, а там в Кремле не русский, чужой интернационал. Не скупитесь на примеры и отдайте себя полностью этой работе.

Я буду первым среди вас. И если, даст Бог, дадут нам три, четыре месяца, то тогда корпус станет непреодолимой силой в нашей борьбе. К вечеру будет написан полный подробный приказ обо всем этом. Когда я их привезу, то с самого начала они должны почувствовать, что попали не к врагам. Иного выхода нет и, если мы хотим победы над противником, то только такие меры могут ее нам дать или, во всяком случае, приблизить. Да, нас, наверное, спросят, за что мы боремся, и что будет, если мы победим? Ответ простой - мы боремся за Россию, а будет то, что пожелает сам народ. Как это будет проведено - сейчас не скажешь - выяснится после победы, но хозяин страны - народ и ему, как хозяину, принадлежит и земля.

Своему ближайшему другу, полковнику Вырыпаеву, Владимир Оскарович говорил:

- Ты знаешь мои убеждения - без монархии России не быть. Но сейчас об этом с ними говорить нельзя. Они отравлены ядом ложной злобы к прошлому и говорить об этом с ними - значит только вредить идее монархии. Вот потом, позднее, когда этот туман из их душ и голов исчезнет - тогда мы это скажем, да нет не скажем, а сделаем, и они первые будут кричать "ура" будущему царю и плакать при царском гимне...

Уже в первых словах своих при встрече с «пополнением» Каппель старался обратиться к их русскому чувству, уснувшему под гнётом интернационала. Он говорил с ними не как с бывшими врагами, не как с пленными, но как с настоящими солдатами белого воинства.

- Здравствуйте, русские солдаты! - так приветствовал их генерал.

И дикий рев, не знавшей уставного ответа толпы огласил двор. Каппель улыбнулся. Красноармейцы, сами понимающие нелепость своего ответа генералу, сконфуженно улыбались, переминаясь с ноги на ногу.

- Ничего, ничего, научитесь, - ободрил их Владимир Оскарович.

К сожалению, надеждам Каппеля не суждено было сбыться. Слишком мало времени оказалось отведено на ту громадную работу, которая была необходима. Неудачи на фронте вынудили Ставку отправить на фронт недоформированный корпус, и большая часть красноармейцев перешла назад к своим.

Однако, и это не пошатнуло веры Владимира Оскаровича, и уже во время Ледяного Сибирского похода повторяется история, имевшая место на Аша-Балашовском заводе. На станции Мариинск власть была захвачена местным земством, отличавшимся левым уклоном и склонным к сотрудничеству с большевиками. В городе находились большие склады военного имущества. В тот день земцы заседали в небольшом каменном доме. Внезапно на крыльце раздались быстрые шаги, и в комнату вошли два офицера. Один из них подошёл к столу и представился:

- Я генерал Каппель.

Все собравшиеся вскочили со своих мест и бросилось к дверям. Кое-как их удалось задержать. Каппель сел, закурил папиросу и спокойно заговорил. Он начал с того, что поблагодарил земцев за то, что, взяв власть, они поддерживают порядок в городе, затем объяснил, что сейчас подходит армия и понятно, что управление переходит к военным властям. Генерал рассказал, в каком состоянии двигаются отходящие части, как в сибирские морозы они идут часто в старых шинелях, голодные, полуживые, везя с собой сотни тифозных и раненых. Он говорил просто и ясно, без громких фраз, но в тоне его голоса чувствовалась такая боль за этих людей, что в зале была мертвая тишина.

- Вы русские и те, кто в армии, тоже русские - а дальше думайте сами, - резюмировал он и, попрощавшись, уехал в штаб фронта.

На утро земцы явились к Каппелю с хлебом-солью и списком всего военного имущества, находящегося на складах, для передачи его армии. И пока штаб фронта стоял в Мариинске, все проходившие части были снабжены продуктами и теплой одеждой, в чем так они нуждались.

Ледяной Сибирский поход, в дни которого Владимир Оскарович стал Главнокомандующим разгромленной армии, является одной из самых страшных и потрясающих страниц Гражданской войны. Железная дорога была захвачена чехами, творившими невообразимые бесчинства. Полковник Вырыпаев вспоминал: «Как хозяева распоряжались они, отбирая паровозы у эшелонов с ранеными, а иногда и просто выбрасывая из вагонов этих раненых и эвакуировавшихся женщин и детей. Украшенные зелеными еловыми ветками их поезда вывозили не только чешские воинские части и военное имущество - в вагонах можно было видеть все, до пианино и мягкой мебели включительно - все, что удавалось достать предприимчивым "братьям" во встречающихся городах и станциях. А в эшелонах без паровозов или на снегу гибли тысячи русских раненых, женщин и детей.

Описать эту страшную картину смогли бы классики русской литературы, как Л. Толстой, Тургенев или Гончаров, но мне лично пришлось видеть на каком-то полустанке три вагона-платформы, загруженных высоко трупами замерзших людей, сложенных как штабеля дров. Эти штабеля были связаны веревками, чтобы не развалились, и среди защитных форм погибших мелькали и женские платья и тела детей. А дальше нам приходилось также замечать около линии железной дороги и какие-то большие мешки, чем-то заполненные. В мешках мы находили замерзших русских женщин в легких платьях. Это были те русские женщины, которые связали свою судьбу с кем-либо из чехов, и которым они надоели. Несчастная женщина заталкивалась в мешок, завязывалась веревкой и выбрасывалась из вагона на снег. Всего не описать, но те из нас, кто видел это, не забудут никогда...»

Владимир Оскарович слал бесчисленные телеграммы чешским командирам, лично ездил к некоторым из них, но ничего не помогало. Теперь, кроме чисто военных вопросов, он вынужден был ещё помогать жертвам «братьев» чехов, которых нельзя было бросить на произвол судьбы. Бесчисленные обозы беженцев присоединялись к отступающей армии, делая её нелёгкий путь ещё более трудным и опасным. Из Нижнеудинска пришла телеграмма Верховного Правителя: чехи силой забрали два паровоза из его эшелонов, и он просил, чтобы Каппель повлиял на них, заставил прекратить эти бесчинства. Всякое выступление против чехов с оружием еще более ухудшило бы положение адмирала, а армию поставило бы в безвыходное положение - с востока появился бы чешский фронт, а с запада шли красные. Всю ночь Каппель мучительно пытался найти выход. Наутро он составил телеграмму:

«Генералу Сыровому, копия Верховному Правителю, Председателю совета министров, генералам Жанену и Ноксу, Владивосток Главнокомандующему японскими войсками генералу Оой, командирам 1-й Сибирской 2-й и 3-й армии, Командующим военных округов - Иркутского генералу Артемьеву, Приамурского генералу Розанову и Забайкальского атаману Семенову. Сейчас мною получено извещение, что вашим распоряжением об остановке движения всех русских эшелонов, задержан на станции Нижнеудинск поезд Верховного Правителя и Верховного Главнокомандующего всех русских армий с попыткой отобрать силой паровоз, причем у одного из его составов даже арестован начальник эшелона. Верховному Правителю и Верховному Главнокомандующему нанесен ряд оскорблений и угроз, и этим нанесено оскорбление всей Русской армии.

Ваше распоряжение о непропуске русских эшелонов есть не что иное, как игнорирование интересов Русской армии, в силу чего она уже потеряла 120 составов с эвакуированными ранеными, больными, женами и детьми сражающихся на фронте офицеров и солдат. Русская армия, хотя и переживает в настоящее время испытания боевых неудач, но в ее рядах много честных и благородных офицеров и солдат, никогда не поступавшихся своей совестью, стоя не раз перед лицом смерти от большевицких пыток. Эти люди заслуживают общего уважения и такую армию и ее представителя оскорблять нельзя. Я, как Главнокомандующий армиями восточного фронта, требую от вас немедленного извинения перед Верховным Правителем и армией за нанесенное вами оскорбление и немедленного пропуска эшелонов Верховного Правителя и Председателя совета министров по назначению, а также отмены распоряжения об остановке русских эшелонов.

Я не считаю себя в праве вовлекать измученный русский народ и его армию в новое испытание, но если вы, опираясь на штыки тех чехов, с которыми мы вместе выступали и, уважая друг друга, дрались в одних рядах во имя общей цели, решились нанести оскорбление Русской армии и ее Верховному Главнокомандующему, то я, как Главнокомандующий Русской армией, в защиту ее чести и достоинства требую от вас удовлетворения путем дуэли со мной. N 333. Главнокомандующий армиями восточного фронта, Генерального штаба генерал-лейтенант Капель».

- Навряд ли Сыровой примет вызов, - заметил кто-то из чинов штаба.

- Он офицер, он генерал - он трусом быть не может! - взорвался Каппель.

Инициативу Владимира Оскаровича поддержал атаман Семёнов, заявивший, что готов заменить генерала у барьера в случае, если дуэль окончится для него трагически. Но Сыровой так и не ответил на брошенный ему вызов.

Армия продолжала свой крестный путь. Её взоры были обращены к Красноярску, где измученных людей должен был ждать отдых. Страшным ударом грянула весть, что комендант города генерал Зиневич изменил и перешел на сторону красных. Из Красноярска шли подлые летучки, гласившие: «Братья, протянем друг другу руки, кончим кровопролитие, заживем мирной жизнью.

Отдайте нам для справедливого народного суда проклятого тирана Колчака, приведите к нам ваших белобандитов, царских генералов, и советская власть не только забудет ваши невольные заблуждения, но и сумеет отблагодарить вас».

Чины штабы собрались в вагоне Каппеля. Главнокомандующий стоял спиной ко всем и смотрел в окно. Все взоры, как присутствовавших здесь, так и невидимые, всей армии, верящей в своего кумира, были обращены на него и ждали ответа, потому что «на него была вся надежда».

Наконец, генерал, лицо которого потемнело, отошёл от окна, сел и сказал негромко, но твёрдо:

- Идти вперед должны и будем. Красноярск не гибель, а одна из страниц борьбы. Скажу больше - это тяжелый экзамен, выдержат который только сильные и верные. Но они будут продолжать борьбу. Слабые отпадут - их нам не нужно. Крепкие пойдут со мной - и я спасу, или погибну с ними. Но, если это суждено, то я буду с войсками до конца и своей смертью среди них докажу им свою преданность. Сегодня будет написан приказ, в котором я скажу об обстановке, создавшейся благодаря измене. Этим приказом, кроме того, я разрешу всем колеблющимся и слабым оставить ряды армии и уйти в Красноярск, когда мы к нему подойдем. Тем, кто останется со мной, я в этом приказе скажу, что нас ожидает впереди только тяжелое и страшное, может быть гибель. Но если останется только горсть, я и ее поведу. Красноярск мы должны будем обойти. Наперерез нам будут, конечно, брошены красные части - мы прорвемся. Мы должны прорваться, - голос его зазвенел. - Вы поняли - мы должны прорваться!

Поручик Бржезовский, молодой адъютант Каппеля вскочил и воскликнул:

- Прорвемся! Обязательно прорвемся!

У самого Красноярска пришла телефонограмма от генерала-изменника Зиневича.

- Когда же вы наберетесь мужества и решитесь бросить эту никчемную войну? Давно пора выслать делегатов к советскому командованию для переговоров о мире.

- Если бы он был здесь! - задыхаясь, вымолвил Каппель, хватаясь за кобуру. Плечи его задрожали, но он взял себя в руки и продиктовал ответ:

- Вы, взбунтовавшиеся в тылу ради спасения собственной шкуры, готовы предать и продать своих братьев, борющихся за благо родины. И прежде, чем посылать делегатов для переговоров о мире, нужно иметь их согласие - захотят ли они мириться с поработителями России... - внезапно у генерала перехватило дыхание, и потемнело в глазах, он покачнулся, схватился за край стола и докончил: - С изменниками Родины я не разговариваю!

Красноярск был обойдён белыми стороной. Открылась последняя страница биографии генерала Каппеля. Поход по реке Кан. «Спускаясь по скалистому берегу Кана на его предательский лед, Каппель вел армию, спасая ее и приближаясь к гибели сам, - вспоминал А.А. Федорович. - То верхом, то ведя коня в поводу, он делил с армией ее труд и боль, армией, которая прорываясь в бесконечных стычках и боях, полуживая, шла за ним, потому что ее вел он.

В туманном сорокаградусном морозе, как в бреду, шли люди, забывшие что такое теплая изба, спутавшие день с ночью, утолявшие голод горстью муки или куском мерзлого сырого мяса, отрубленного клинком, с обмороженными черными лицами, люди готовые каждую минуту схватить заржавевшую винтовку, страшные в своих разношенных валенках и уродливых разномастных шубах, удивленно озиравшиеся, если кругом было тихо и морозный воздух не резали пулеметные очереди и винтовочная трескотня - люди призраки, до идолопоклонения верящие в того, кто их вел.

А он, с каждым шагом приближавшийся к своему концу, худой, с покрытыми инеем бородой и усами, такой же голодный и промерзший, уставший еще более их, неумолимо требовал сам от себя только одного - спасти тех, кто пошел за ним, кто в него верит. Это стало его больной идеей, главным смыслом жизни, это заставляло двигаться вперед усталое тело, казаться бодрым, когда сами собой закрывались глаза, улыбаться и шутить, когда в душе была мучительная боль. И как древние полководцы или русские князья вели свои рати, возглавляя их, находясь впереди всех своих воинов, так шел этим проклятым путем впереди всех и Каппель...»

Редко можно встретить такую изумляющую самоотречённость, которая была свойственна Владимиру Оскаровичу. Достаточно сказать, что свои героические деяния на Волге, покрывшие его славой, он вершил, зная, что его семья находится в плену у красных. Детей при занятии генералом Пепеляевым Перми группе офицеров удалось спасти и вывезти в Иркутск, жена же была увезена каким-то комиссаром в Москву в качестве заложницы. Красные как-то намекнули, что если бы генерал Каппель ослабил свои удары по красным, то жена его могла бы быть освобождена. Владимир Оскарович ответил: «Расстреляйте жену, ибо она, как и я, считает для себя величайшей наградой на земле от Бога - это умереть за Родину. А вас я как бил, так и буду бить».

Денег у генерала практически не бывало, поскольку он расходовал их почти целиком на нужды своих бойцов и их родных. Полковник Вырыпаев, некоторое время занимавшийся личной перепиской Каппеля, вспоминал: «Большей частью это были письма о помощи от жен и родственников, потерявших связь с ушедшими в белой армии бойцами. И многим Каппель оказывал помощь из личных средств - получаемого им жалованья, которое он расходовал до копейки, никому не отказывая. Среди писем, я нашел письмо от его семьи, уехавшей в Иркутск. Она была зачислена на военный паек, получаемый в небольших размерах, и переносила настоящую нужду.

Писала мать жены генерала, которая присматривала за внучатами. Письмо было от 2-3-го ноября. Я составил телеграмму командующему Иркутским военным округом сделать распоряжение о выдаче семье генерала Каппеля десяти тысяч рублей и подал Каппелю на подпись. Он пришел в ужас и никак не хотел согласиться на такую большую сумму, не видя возможности в скором времени вернуть ее обратно. Пришлось уменьшить на половину и только тогда Каппель дал неохотно свою подпись. И это было при условии, что сибирские деньги были очень обесценены и простой гусь стоил сто рублей».

Такое самоотвержение и беспощадность к себе, в конечном итоге, и привело к трагической развязке на Кане. Всегда деливший все тяготы своих бойцов, Владимир Оскарович шёл по коварному руслу не замерзавшей местами реки, прокладывая путь идущим следом, и провалился в ледяную воду. Промокшие бурки отяжелели и через несколько минут покрылись пленкой льда и сжали ноги. О произошедшем генерал никому не сказал и продолжал идти,  не показывая вида, а ноги коченели... До ближайшего селения было 70 вёрст. В какой-то момент, силы оставили Владимира Оскаровича, и он упал в снег. С трудом поднявшись с помощью подоспевших людей, генерал хрипло прошептал:

- Коня...

Но и в седле он продержался недолго. Вскоре Каппель склонился головой на гриву коня и стал падать. Уже без сознания его сняли с коня, положили на сани, укрыли шубами, шинелями, одеялами... Через несколько верст полозья саней провалились в глубокий снег и, попав в протекавшую под снегом воду, сразу примерзли ко льду. Оторвать их было невозможно. Несколько человек посадили Каппеля на коня, а сбоку его встал богатырского сложения доброволец верхом. Он охватил генерала за талию, чтобы тот не упал, и шагом двинулся с ним впереди растянувшейся ленты армии.

В селении Барга Каппеля внесли в теплую, большую избу, быстро сняли шубу и, с трудом разрезав, стащили примерзшие к ногам бурки. От колена до ступни ноги были белые и одеревенели. В избежание гангрены генералу ампутировали пятки и часть пальцев. Придя в себя через сутки, Владимир Оскарович тихо спросил:

- Доктор, почему так больно?

Узнав об операции, он на минуту задумался, а потом, приподнявшись на постели, приступил к организации порядка движения, вызывая к себе начальников частей и отдавая необходимые приказания. На другое утро, наладив движение и убедившись, что большая часть армии уже прошла Баргу, Каппель решил двинуться дальше и сам. В селении нашли большие удобные сани, в которые хотели уложить больного генерала. Услышав это, он удивленно взглянул на окружающих:

- Сани? Это напрасно - дайте мне коня.

Все переглянулись, думая, что он снова бредит, но, повысив голос, тоном строгого приказа Главнокомандующий повторил:

- Коня!

Сжавшего зубы от боли, бледного, худого генерала на руках вынесли во двор и посадили в седло. Он тронул коня и выехал на улицу - там тянулись части его армии и, преодолевая мучительную боль и общую слабость, Каппель выпрямился в седле и приложил руку в папахе. Лица бойцов осветились радостью, никто из них не подозревал, какие страдания испытывает их генерал, чтобы укрепить их дух, их веру. Это был последний парад умирающего Главнокомандующего.

Некогда Каппель завещал своим соратникам:

- Помните, друзья-добровольцы, вы - основа всего Белого движения. Вы отмечены на служение Родины перстом Божиим. А поэтому идите с поднятой головой и с открытой душой, с крестом в сердце, с винтовкой в руках тернистым крестным путем, который для вас может кончиться только двояко: или славной смертью на поле брани, или жизнью в неизреченной радости, в священном счастье - в златоглавой Матушке-Москве под звон сорока сороков.

До последнего вздоха все мысли Владимира Оскаровича были о России и армии. О ней были и последние слова его:

- Пусть войска знают, что я им предан был, что я любил их и своей смертью среди них доказал это.

Елена Семёнова

"Последняя тайна генерала Каппеля"

(скачать можно здесь)