Фальсификация истории
/ 1
- Подробности
- Создано 29.03.2017 06:46
- Опубликовано 29.03.2017 06:46
- Просмотров: 2062
Советский Союз активно переписывал прошлое — это была основная и самая трудоёмкая задача красной исторической науки. Партийным историкам требовалось не только задним числом обосновать государственный переворот, но и перекроить вообще всю русскую историю, превратив её в непрерывную борьбу большевиков и протобольшевиков с отсталостью и великодержавным шовинизмом. Большая часть советских мемов и мифов, сконструированных в ту эпоху, и сейчас живее всех живых: «народ-раб», «отсталая страна», «реакционный царизм» (причём повторяют их люди номинально вполне антисоветские). Поговорим о том, как всё это создавалось.
ще не стихла Гражданская война, а большевики уже стали воевать с наукой. В сфере гуманитарной приоритетом стала история партии и переворотов, которые красные окрестили революциями. В 1920 году создан ИСПАРТ — комиссия по истории Октябрьской революции и РКП(б). Председателем стал юрист-недоучка Михаил Степанович Ольминский, а его заместителем — революционер и профессиональный историк Михаил Николаевич Покровский. Первоначально создали две комиссии по истории Октябрьской революции и партии, позже сформировали польскую комиссию, изучавшую польское революционное движение. С 1921 года выходит журнал «Пролетарская революция» и переиздаются редкие номера нелегальных большевистских газет и труды участников революции. Для этой работы требовались профессионалы. Но кадры императорской России, за редким исключением, не горели желанием сотрудничать.
В 1922 году на «философских пароходах» новая власть выдворила неугодных ей ученых, среди которых были и историки: С. П. Мельгунов, А. В. Флоровский, Л. П. Карсавин и многие другие. Оставшиеся в Совдепии ученые пытались выжить, не изменяя принципам. Российская академия наук стала последним оплотом русской исторической науки. Здесь русские историки создали такие работы, как «Образование великорусского государства» А. Е. Преснякова, «Кризис исторической науки», «Иван Грозный» Р. Ю.Виппера, «Запад и Россия» Е. В. Тарле, «Введение в историю» Л. П. Красавина, труды С.Ф. Платонова об Иване Грозном и Борисе Годунове.
Конечно, оставить все так большевики не могли. Противостояние ученых старой школы и красных историков к концу 20-х годов усилилось. Первую атаку на русскую историю предпринял Покровский, тезисом: «История — это политика, обращенная в прошлое». Вооружившись идеями Карла Маркса, Покровский утверждал — дореволюционные историки рассматривали прошлое с позиции старых правящих классов, а не трудового народа. Потому предыдущие, немарксистские исследования можно без сожаления отбросить и создавать историю с чистого листа. Все правители и полководцы, русские национальные герои писались твердолобым марксистом Покровским и его последователями только черным цветом. Конечно, великие деятели прошлого отнюдь не святые (хотя некоторые, кстати, позже канонизированы православной церковью), но настоящим ученым для оценки личностей прошлого нужен объективный взгляд. Самобичевание и даже отказ от своей истории — один из симптомов болезни русского народа, подхватившего смертельно опасный вирус коммунизма. При таком подходе историческая наука просто умирает.
Английская журналистка и писательница Памела Трэверс, создатель «Мери Поппинс», побывав в 1932 году в СССР, вспоминала, что советские экскурсоводы рассказывали иностранным туристам мерзкие исторические анекдоты. Например, об императрице Елизавете Петровне, которая якобы после смерти оставила в наследство множество платьев и рубль в казне. Предателей не любят даже покупатели услуг предателя. Потому англичанка смотрела на полезных советских дураков с презрением.
Групповой метод обучения, замена истории обществознанием, хлынувшие в университеты пролетарии (в рамках геноцида русских до 1934 года в СССР людям нетрудового происхождения запрещали учиться в вузах) — все это привело к падению уровня образования, науки и культуры. Советские граждане с промытыми пропагандой мозгами бесновались и глумились над тысячелетним прошлым России, стремясь оклеветать и уничтожить старую историческую науку.
Чтобы добить очкариков, в 1929–1931 годах советские карательные органы возбудили так называемое Академическое дело, которое еще называют по фамилии главного обвиняемого «Делом академика Платонова».
Все началось с доноса о том, что в научных учреждениях прячут важные документы. Стукачи обратились в Правительственную комиссию наркомата рабоче-крестьянской инспекции СССР по проверке аппарата Академии наук СССР. В ходе расследования нашли экземпляр «отречения» Николая II, документы полиции и корпуса жандармов, дела провокаторов, партийные документы эсеров и кадетов. Виновным назначили историка старой школы, члена Президиума Академии наук СССР академика С. Ф. Платонова. 5 ноября 1929 года началась чистка Академии. Сначала увольняли ученых и изымали документы. Потом последовали аресты ведущих историков С. Ф. Платонова и его дочери Марии, А. И. Андреева, академиков Н. П. Лихачева, Е. В. Тарле и многих других. Аресты перекинулись и в Москву — красные взяли академика М. К. Любавского, член-корреспондентов Ю. В. Готье, С. В. Бахрушина. Всех 115 человек, проходивших по делу, обвинили в создании антисоветской тайной организации «Всенародного союза борьбы за возрождение свободной России». Конечно, обвинили в связях с иммигрантами и работе на иностранные разведки — большевики, до переворота 1917 года жившие за счет спецслужб Германии, Франции и Британии, везде искали себе подобных. 29 человек приговорили к различным срокам заключения. В августе 1931 года группу бывших офицеров Русской армии, работавших в учреждениях Академии наук, приговорили к расстрелу. Мы и сейчас не знаем, существовала ли в действительности подобная организация или материалы сфальсифицированы чекистами. Уголовные дела до сих пор засекречены.
Разгромив старую школу, красные «ученые» недолго праздновали. Историк Покровский забыл один из главных законов истории: революция пожирает своих детей. Главную задачу — вычистить из Академии остатки недобитых русских офицеров и ученых, — полезный дурак выполнил. Оставалось избавиться от дурака. В 1931 году в журнале «Пролетарская революция» опубликовано письмо еще одного великого ученого, Сталина — «О некоторых вопросах истории большевизма». Отец всех народов подверг критике марксиста А. Г. Слуцкого. Сталину не понравилось, как исследователь освещает события Октября 1917 года. Для создания культа личности Джугашвили следовало стать главным — после мирно плавающего в формалине и потому неопасного Ленина — героем революции. Начинается зачистка красных историков. Многие ученики и последователи Покровского репрессированы, а самого иуду только смерть спасла от застенков НКВД.
Советская репрессивная машина работала неумолимо и дотошно. На закуску красному голему пошли провинциальные исследователи: краеведы и музейные работники, изучавшие прошлое своих регионов. Но такой неуёмный аппетит грозил превратить русский народ в Иванов, не знающих родства. А дело шло к новой войне, и потому некоторые остатки патриотизма следовало сохранить. Сталин в 30-е годы накачивал СССР для схватки с немцами. Шла усиленная мобилизация общества, создавались спортивные организации и движения типа ГТО, велась военная подготовка в учебных заведениях. Русским следовало напомнить о великих предках, воинах, покорителях бескрайних просторов, созидателях великой державы, раскинувшейся от льдов Арктики до песков Туркестана. Ради этого пощадили еще не убитых историков: С. В. Бахрушина, Е. В. Тарле, Ю. В. Готье и др.
6 мая 1934 года принято постановление Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) «О преподавании гражданской истории в школах СССР». История вернулась в школы. В советских вузах появились исторические факультеты.
Помимо гражданской истории претерпела изменения и история партии. Автором новой трактовки стал лично Сталин. История большевиков превратилась в описание борьбы верных последователей Ленина с антипартийными группами Л. Д. Троцкого, Г. Е. Зиновьева, Л. Б. Каменева, Н. И. Бухарина и др.
Пересматривалось и отношение к некоторым историческим личностям: Александру Невскому, Ивану Грозному, Петру I, Суворову, Кутузову и другим. Советская пропаганда объявила их прогрессивными деятелями.
В 1938 году Эйзенштейн снимает фильм «Александр Невский». Некоторые сцены из него до сих пор производят сильное впечатление, например, предводитель псов-рыцарей, бросающий в огонь русских младенцев. Фраза из фильма — «коротка кольчужка» — стала крылатой.
Кадры из фильма «Александр Невский» (1938 г.)
Тогда же талантливый, но совершенно беспринципный Алексей Толстой создает свой роман «Петр Первый», где показывает великого государственного деятеля, поднимавшего страну с колен. Сталин хотел подобных параллелей с правителями прошлого. Требовались примеры жесткого курса — обосновать тоталитарный режима. Лучше всего в качестве иллюстрации подходил Иван Грозный. Аллюзии просты, как пять копеек. Опричники сурового царя — советские чекисты, бояре — враги народа в высшем эшелоне власти. Изменник Курбский — Тухачевский, Блюхер и другие военачальники. Кругом враги, измена и крамола, но грозный самодержец успешно им противостоит. Опричнина стала, благодаря сталинским историкам, прогрессивным явлением, борьбой с феодальными пережитками. Отношение к Ивану Грозному меняется только после смерти Сталина.
После окончания Великой Отечественной войны, несмотря на голод и разруху, исторические исследования успешно продолжались. Публикуются источники по истории Древней Руси. В 1949-м возобновилось издание «Полного собрания русских летописей». В 1951 году при раскопках в Новгороде обнаружена первая берестяная грамота. В Средней Азии ведутся исследования древнего Хорезма.
В последние годы жизни Джугашвили борьба с сионизмом и космополитизмом затронула и историков: подверглись жесткой критике такие работы, как «Люди и нравы Древней Руси» Б.А. Романова (оказалась недостаточно патриотичной) и «Русская историография» Н. Л. Рубинштейна (слишком много внимания уделяется еврейским ученым). Но масштабы этой кампании были намного меньше по сравнению с 30-и годами, и выглядела она, при аппетите большевиков на кровь, вегетарианской.
Смерть Сталина ослабила партийный гнет. Но неусыпный контроль за учеными сохранялся. В первую очередь изменения в оценках коснулись партийной истории. Из 491 сборника документов, изданных в 1956–1960 гг., 381 посвящены истории советского общества и партии.
От русофобии к дружбе народов
Советской исторической науке — в силу идеологии — свойственен интернационализм. От историков требовалось найти свидетельства многовековой дружбы народов, населяющих Советский Союз. Непростая задача! Как обосновать покорение Кавказа, Сибири и Средней Азии? А длительная и жестокая борьба за покорение Чукотки? Среднеазиатское восстание 1916 года и последовавшее уничтожение восставшими русских крестьян-переселенцев? Все это замалчивалось специалистами. А незначительные, но удобные факты превозносились — например, относительно мирное вхождение в состав русского государства малочисленных сибирских народов, участие некоторых инородческих подразделений в войнах на стороне России.
Советская историческая наука, помимо несуществующей дружбы зачастую несуществующих народов, уделяла очень много внимания борцам с царской и императорской Россией. Говоря проще, врагам России. Одним из ключевых событий Смутного времени для советских стало полубандитское восстание Болотникова, о котором в современных учебниках упоминается лишь вскользь. Медный и Соляной бунты, вызванные в годы правления Алексея Михайловича локальными причинами, преподносились на страницах учебников как «борьба народа с царским гнетом». Авантюрист и самозванец Емельян Пугачев под пером советских историков становится борцом за народное счастье. Одним из ключевых событий первой половины XIX века стало восстание на Сенатской площади. В местах ссылки декабристов создавались музеи, мемориалы. Конечно, многие из участников неудачного переворота, будучи хорошо образованными людьми, оставили о себе в Сибири добрую память. Однако их вклад в развитие региона несоразмерен с советским культом декабристов.
Раздували и культ инородцев. Русореза Салавата Юлаева, одного из лидеров восставших башкир, советские историки превратили в борца с самодержавием. Весьма специфические стихи Салавата — в стиле «мой идет, снег скрипит, значит снова выпала снег, ай хорошо» — возведены в ранг высокой башкирской поэзии. Польские восстания 1830 и 1863 годов оценивались как национально-освободительная борьба польского и созданных при СССР украинского и белорусского народов против царского режима. В 20-е годы XX века Кавказская война считалась национально-освободительной борьбой горских народов против царского империализма, а имам Шамиль был героем. Позже трактовка изменилась. Шамиль и другие головорезы стали для советских историков английскими наймитами, которыми, в общем-то, и были. Таких примеров можно привести множество.
Советские истфаки стали кузницей кадров для партии и комсомола. В школы или музеи обычно шли женщины. Молодые, активные и амбициозные юноши, получив историческое образование, могли рассчитывать на неплохую карьеру партработника. Дополнительным бонусом могла послужить диссертация по нужной теме, например, Гражданская война, советы, колхозы и т. д. Известный археолог Владимир Яковлевич Кияшко в мемуарах описал забавный случай преподавательской работы. Он принимал экзамен у студентов-заочников, среди которых был офицер ВМС, служивший политработником на Северном флоте. На экзамене военный не смог ответить ни на один из вопросов в билете и стал говорить об армейской службе. Попытавшись помочь, экзаменатор спросил: «Что такое звериный стиль?». Этот вопрос разбирали на консультации, но бравый моряк столь увлеченно флиртовал со студентками, что ничего не запомнил. Требовалось рассказать о скифских украшениях в виде оленя, лошади, льва, грифона и т. д. Вместо этого политрук ответил, что звериный стиль присущ буржуазным археологам, которые, искажая исторические данные, провоцируют вражду между трудящимися. Комический эпизод хорошо показывает, что такое историк в СССР. Учтем, что простодушный моряк приехал в столицы пощипать девок и за повышением. Но значительный процент его будущих коллег состоял именно из осознанных подлецов и русофобов, применявших «звериный стиль» в отношении русских. Это прекрасно показало время крушения СССР. Львиную долю сепаратистов-русофобов в «республиках» — от Чечни (так называемая Ичкерия) и Остзейского края (так называемые Латвия, Литва и Эстония) до Бессарабии (так называемая Республика Молдова) и земель степных киргизов (так называемым Казахстаном безымянные земли окрестили большевики) составили созданные и обласканные Советами аборигены-гуманитарии от культуры и истории.
Благодаря специфике археологи испытывали меньшее идеологическое давление. Трудно усмотреть отход от марксизма-ленинизма в исследовании керамики бронзового века. И это давало возможность русским ученым чувствовать себя свободнее и смелее высказываться. Академика Бориса Александровича Рыбакова, члена Академии наук СССР, 31 год возглавлявшего Институт истории материальной культуры АН СССР, недоброжелатели до сих пор называют русским националистом. Для СССР это и оскорбление, и донос. Речь, конечно, о преувеличении, но Борис Александрович личность неординарная и умел совмещать независимость убеждений с успешной карьерой. Две книги академика «Язычество древних славян» и «Язычество Древней Руси» пробудили у многих интерес к древнейшей истории русского народа. По устоявшейся с добольшевистских времен традиции, сложившейся под влиянием православной церкви, дохристианской Руси историки уделяли мало внимания. Церковь учила, что только после принятия православия славяне приобщились к высокой культуре. Академик Рыбаков в книгах, рассчитанных на широкую аудиторию, показал самобытные религиозные верования и богатую духовную культуру наших предков. Эти работы и в наше время критикует православная церковь и профессионалы-историки, осуждающие слишком вольные интерпретации автора. Именно исследования Рыбакова оказали влияние на развитие современного неоязычества (родноверия). Конечно, современные язычники — маргинальная субкультура, далекая от исторической науки, но факт возрождения интереса к истории налицо.
Б. А. Рыбаков, член Академии наук СССР и специалист по древнерусскому язычеству
Некоторые гипотезы Бориса Александровича подвергаются современными исследователями острой критике. Например, попытка удревления истории Киева и связывание Трипольской археологической культуры (V–III тысячелетие до нашей эры) с древними славянами. Коллеги в бытность Рыбакова директором института Археологии СССР не хотели ссориться со всесильным мэтром, но позднее, после ухода ученого с занимаемых постов, на него со всех сторон обрушились нападки. Пусть порой и заслуженные, но вклад Рыбакова в развитие отечественной археологии и изучение истории Древней Руси (например, ремесел, языческой религии) все с лихвой окупает.
Говоря об известных историках советского периода нельзя умолчать о Льве Николаевиче Гумилеве. Биография у него обычная для русского в СССР. Родители будущего автора пассионарной теории — выдающийся русский поэт Николай Гумилев, казненный и избитый перед смертью большевиками, и поэт Анна Ахматова. Из-за происхождения и неправильной национальности Лев Николаевич натерпелся: в институт сына русского дворянина не взяли, пришлось идти чернорабочим на завод, затем работать в геологических и археологических экспедициях. За 1931–1967 год историк участвовал в 21 экспедиционном сезоне. Несмотря на все трудности, сумел закончить исторический факультет Ленинградского университета. В тюрьмах и лагерях Лев Николаевич провел 14 лет, как он потом сам вспоминал: «Первый раз за папу, второй раз за маму». В промежутке между лагерями воевал на фронте и защитил кандидатскую диссертацию. Во время очередного ареста чекисты изъяли 481-страничную рукопись «История Средней Азии в Средние века», которую следователь распорядился сжечь. Чекисты книг не любили, тем более объемных. Несмотря на вызванное этим сильное потрясение, Лев Николаевич во время второго срока — или, как их называю, ходки — продолжал научные исследования. Не было бы счастья, да несчастье помогло: по медицинским показаниям во время второй отсидки Гумилев периодически освобождался от физической работы. Друзья и мать присылали книги и журналы. В лагере создан черновой вариант «Хунну», позднее изданной как «История народа Хунну». В 1961 году Гумилев защитил докторскую диссертацию по истории древних тюрков, а в 1970-е годы предпринял попытку защитить диссертацию на соискание ученой степени доктора географических наук. Защита прошла успешно, только один голос подали против. Но Высшая аттестационная комиссия не присвоила Гумилеву докторскую степень.
Лев Николаевич стал широко известен в годы перестройки как автор пассионарной теории и сторонник евразийства. С евразийскими взглядами Гумилева нельзя согласиться, но теория пассионарности оригинальна и до сих пор вызывает дискуссии. Незадолго до смерти Лев Николаевич сказал о себе и своих оппонентах: «Все-таки я счастливый человек, ведь всю жизнь писал то, что хотел, то, что думал, а они — то, что им велели».
Еще один из легендарных историков позднесоветской и российской науки Игорь Яковлевич Фроянов всю свою жизнь противостоит нападкам критиков. В советское время его обвиняли в отходе от марксизма-ленинизма, который выражался в отказе от господствовавшего в советской исторической науке представления о классовом и феодальном характере Руси. Ученый доказывал, что крупное частное землевладение у нас в то время было развито слабо и основывалось на труде рабов, а не феодально зависимых людей. Новаторская концепция И. Я. Фроянова не соответствовала единственно верной доктрине о возникновении государства в классовом обществе.
Не дают покоя критикам найденные Фрояновым доказательства свободного и непосредственного участия населения Древней Руси в управлении государством при помощи вечевых собраний. Это же такой кошмар — политическая правосубъектность русского народа тысячу лет назад! Наши далекие предки могли принимать участие в управлении государством, а мы лишь участвуем в фарсе под названием «выборы».
С началом перестройки новгородские марксисты быстро сделались либералами и стали клеймить Фроянова как коммуниста, великорусского шовиниста, антисемита и черносотенца. Игорь Яковлевич на должности декана исторического факультета Санкт-Петербургского университета становился слишком неудобным. В 2001 году ученый совет университета снял Фроянова с должности декана, а на следующий год его освободили от заведования кафедрой русской истории. Как видим, РФ исправно платит по долгам СССР не только в том, что касается денег для Черногорий, Алжиров и прочих Зимбабве.