Дверь монастырской кельи противно заскрипела. Разбуженные этим скрипом, трое узников поднялись навстречу неизвестности. Бряцая оружием, в дверном проеме показалось несколько фигур, освещаемых дрожащим светом факелов. — Приказано перевести вас в тюрьму. — Почему ночью? — Приказано. Трое набросили шинели, медленно застегнули их на все пуговицы. Первым на монастырский двор вышел самый высокий из арестантов, двое других молча следовали за ним. В сопровождении конвоиров они прошли к монастырским воротам. Далее их путь лежал по ночным киевским улицам и переулкам. Вот показались стены Софийского собора, памятник Богдану Хмельницкому. Конвойные замедлили шаг, отставая все дальше и дальше. В какой-то миг, почувствовав за спиной пустоту, тройка арестованных остановилась. Тот, что шел впереди, обернулся к своим спутникам, тихо произнес: — Ну вот и все, господа…

Его последние слова заглушил винтовочный залп, распоровший тишину декабрьской ночи. Потом раздались одиночные выстрелы.

Когда все стихло, конвоиры приблизились к распростертым на снегу телам. Тот, который шел первым и которому предназначалось большинство выпущенных пуль, был мертв. Двое других еще подавали признаки жизни. Их добили штыками.

Трупы свалили на заранее припасенную телегу, в которую была впряжена едва стоявшая на ногах кляча. Взяв лошаденку под уздцы, ее отвели к монастырским воротам, где и оставили страшный груз на произвол судьбы. Утром монахи, обнаружившие этот «катафалк», доставили покойников в военный госпиталь.

На следующий день тела убитых были выставлены в анатомическом театре. Приглашенными родственниками и друзьями были опознаны штаб-ротмистр Иванов, полковник Пантелеев и генерал граф Келлер, на теле которого зияли одиннадцать ран…

Вся жизнь — в седле

В ГРАФСКОЕ достоинство Келлеров в 1789 году возвел прусский король. Во времена царствования Николая I они перебрались в Россию, приняли православную веру и за сто лет безупречной службы новой родине полностью обрусели.

В 1877 году продолжатель одного из самых знатных дворянских родов Российской империи, наследник титула молодой граф Федор Артурович, которому не исполнилось и двадцати, сбежал на Балканскую войну. Сбежал, не испросив родительского благословения, едва закончив приготовительный пансион Николаевского кавалерийского училища. Сбежал, променяв офицерские эполеты на погоны рядового 1-го лейб-драгунского Московского полка. Понятно, что после такой вольности юноша мог вернуться в родовое гнездо только героем — живым или павшим.

Впрочем, погибать молодой граф не торопился. А вот отваги и геройства ему было не занимать.

В день жесточайшего Шейновского сражения, когда захлебнулась атака пехотных батальонов, штурмовавших под грохот барабанов и с развернутыми знаменами по открытой равнине осыпающие их огнем неприятельские редуты, именно московские драгуны в конном строю ворвались в укрепленный лагерь турецкого паши и решили исход боя. Келлер был тогда в числе первых. И впоследствии отличился еще не единожды.

В начале января 1878 года лишь благодаря безудержной лихости русских кавалеристов была взята железнодорожная станция Тернов. Отступающие турки подожгли мост, через который пролегал единственный путь к городку. Пылавшую переправу прикрывала разместившаяся на кургане неприятельская батарея. Генерал-майор Струков, возглавлявший конницу скобелевского отряда, кликнул охотников и, взметнув саблю, первым устремился в огонь. За ним — с места в галоп! — рванул эскадрон московских драгун, в котором служил Келлер. Каким-то чудом они пронеслись по охваченным пламенем пролетам моста, взлетели по склонам высоты к пушечным окопам, в мгновение ока изрубили орудийную прислугу. А следом уже подходила пехота…

Вернувшийся домой юноша предстал пред родительскими очами увенчанный двумя серебряными Георгиями — солдатскими знаками отличия III и IV степени. А на вопрос отца: «За что?», скромно отвечал: «Первый — когда вез донесение в штаб и не разъехался с турецким разъездом. А второй — когда проскакал через горящий мост». К слову, эти награды Федор Артурович с гордостью носил, не снимая, всю свою жизнь, даже став полным генералом.

Сразу после возвращения с Балкан Келлер выдержал экзамен при Тверском кавалерийском юнкерском училище на первый офицерский чин и в марте 1878 года стал прапорщиком. Через два года корнетом он переводится в 18-й Клястицкий драгунский полк и через семь лет дослуживается в нем до командира эскадрона. Затем успешно оканчивает Офицерскую кавалерийскую школу в Санкт-Петербурге и с блестящей аттестацией возвращается в строевые кавалерийские части.

Нельзя сказать, что военная карьера графа поначалу круто шла вверх. Подполковником он стал лишь в тридцать семь лет, полковником — в сорок четыре года. Тогда же, в 1901-м, впервые получил под свое начало отдельную кавалерийскую часть. Но зато какую! Три года Федор Артурович возглавлял Крымский дивизион, который нес охранную службу в Ливадии во время приездов в летнюю резиденцию императора Николая II и членов царской фамилии. Очевидно, именно тогда состоялось близкое знакомство Келлера с монархом и его родственниками. Результатом стали, с одной стороны, беззаветная преданность графа последнему русскому царю и, с другой, безграничное доверие царственных особ бесхитростному прямодушному кавалеристу, для которого ничего, кроме службы и единожды данной присяги, не существовало.

В феврале 1904 года граф Келлер возглавил 15-й драгунский Александрийский полк, квартировавший в Польше. На этой должности он встретил первую русскую революцию. В бурлившей окраине империи было введено военное положение, и Федор Артурович стал временным калишским генерал-губернатором, железной рукой подавляя любое проявление крамолы. Тогда же он едва не пал жертвой революционеров-боевиков: на Келлера было совершено покушение. При взрыве брошенной в него бомбы полковник получил контузию и множество осколочных ранений. В живых остался чудом: ему удалось на лету поймать и отшвырнуть в сторону смертоносный заряд.

С этого момента милости монарха начинают сыпаться на верного служаку, как из рога изобилия. В ноябре 1906 года граф Келлер назначается командиром лейб-гвардии драгунского полка, а уже в следующем становится флигель-адъютантом и зачисляется в свиту Его Императорского Величества с одновременным производством в генерал-майоры. Еще через три года он получает под свое начало кавалерийскую бригаду, а в феврале 1912 года — 10-ю кавалерийскую дивизию, которую к началу мировой войны сумел сделать одним из самых боеспособных соединений русской армии.

Как шутили армейские острословы, графу удалось промчаться от рядового до генерал-лейтенанта, не покидая седла и минуя академию Генштаба. Но несмотря на отсутствие академического образования, к лету 1914 года Федор Артурович считался лучшим русским кавалерийским военачальником.

Начавшаяся Первая мировая подтвердит это: на ее полях граф завоюет репутацию «первой шашки России» и «золотого клинка империи». О нем станут с восторгом рассказывать газеты и журналы, им будут восхищаться при дворе и в обществе, а тринадцати- и пятнадцатилетние мальчишки из богатых семейств — убегать из дому на фронт, чтобы «служить у Келлера».

В Галиции, Карпатах и Румынии

24 ИЮЛЯ 1914 года 10-я кавалерийская дивизия, входившая в состав 3-й армии Юго-Западного фронта, перешла русско-австрийскую границу у местечка Вышгородок и, без особого труда выбив австрийцев из Збаража, устремилась в направлении Львова. 3 августа кавалеристы графа Келлера, преследуя неприятеля, захватили первых пленных — около 500 солдат и 16 офицеров.

А через пять дней у деревни Ярославицы скрестили клинки с 4-й австрийской кавалерийской дивизией. Тот бой стал первым крупным столкновением конницы в только-только разгоравшейся войне. Несмотря на то, что противник имел почти двойное превосходство, подчиненным Келлера удалось одержать блестящую победу. В качестве трофеев им, помимо почти тысячи пленных, досталось 8 орудий, более 300 лошадей и вся штабная документация наголову разбитой австрийской дивизии. Не заставили себя ждать и награды: высочайшим указом от 23 сентября начальнику дивизии был пожалован орден Св. Георгия IV степени, командирам полков — Георгиевское оружие.

В середине августа на Юго-Западном фронте разгорелись бои у города Красник, переросшие в грандиозную Галицийскую битву. За тридцать три дня русские войска, продвинувшись на 280–300 километров, заняли Львов, овладели крепостью Галич, вплотную подошли к Кракову. 10-я кавалерийская дивизия графа Келлера в те дни сыграла выдающуюся роль. «За совершенные подвиги в делах против неприятеля в августе-сентябре 1914 года» Георгиевской орденской думой Федор Артурович был представлен к Георгиевскому оружию. В силу каких-то причин вышло так, что шашка, украшенная черно-оранжевым темляком, была вручена ему лишь в апреле 1916-го , через полтора года после описанных событий. Но зато вручена самим императором. Тогда-то Николай II и назвал графа «первой шашкой России»…

В конце сентября 1914 года 10-я кавалерийская дивизия была передана в 8-ю армию генерала Брусилова, после прорыва австрийской обороны гнавшую неприятеля к Карпатским горам. Конники Келлера, действовавшие в авангарде наступавших, овладели городами Добромиль, Санок и Риманов, выдержав упорный бой у деревни Залуж, первыми подошли к Дуклинскому перевалу. И тут начдив, в пятьдесят семь не прекращавший лично водить кавалерийскую лаву в атаку, едва не поплатился жизнью за свои лихость и молодечество: 3 декабря граф был ранен в ногу. По счастью, пуля, прошедшая навылет, не повредила кость.

Лечить ранение Федор Артурович был отправлен в Харьков, где проживала его семья. Впрочем, залеживаться на больничной койке старый воин не собирался — уже 14 января 1915 года командующий 8-й армией генерал Брусилов с удивлением читал телеграмму: «Доношу, что прибыл по излечении раны и вступил в командование дивизией. Келлер».

В начале весны второго военного года в русской армии стали формироваться кавалерийские корпуса. Два из них должны были появиться в составе 9-й армии Юго-Западного фронта. И вполне логично, что командиром одного из них, 3-го кавалерийского, был назначен граф Келлер. 3 апреля он был утвержден в этой должности высочайшим указом.

Еще не завершив формирование корпуса, Федор Артурович повел его в бой — так требовала обстановка. Уже 16–17 марта он схлестнулся с обходившими левый фланг Юго-Западного фронта 42-й венгерской пехотной дивизией и австрийской гусарской бригадой, опрокинул их и отбросил на территорию Буковины. В следующие два дня корпус выдержал несколько встречных столкновений с австрийской конницей и 30 марта первым вступил на территорию Венгрии. За эти бои 3-й кавалерийский и лично граф Келлер были удостоены похвалы Верховного Главнокомандующего.

Келлер вручает Георгиевский крест вахмистру 1-го Оренбургского казачьего Наследника Цесаревича полка.

Но события на Юго-Западном фронте только разворачивались. В конце апреля 9-я армия генерала Лечицкого перешла в наступление вдоль Днестра. В ходе разгоревшегося Заднестровского сражения русская конница под командованием графа Келлера умножила свою славу. Только за один день боев, 27 апреля, кавалеристы Федора Артуровича захватили у неприятеля шестнадцать артиллерийских орудий, два десятка пулеметов, взяли в плен около 2000 солдат и 23 офицера. В ходе дальнейшего наступления русских войск 7-я австро-венгерская армия была отброшена за Прут.

1 мая 1915 года за боевые успехи граф Келлер был награжден орденом Св. Анны I степени с мечами. А через десять дней удостоился еще более высокого знака отличия — ордена Св. Георгия III степени. Примечательно, что в эти же дни Федор Артурович от сражавшихся под его началом оренбургских казаков получил награду, утвержденную впоследствии государем императором — звание почетного казака Оренбургского казачьего войска. С тех пор «граф-казак» постоянно носил на голове огромную мохнатую волчью папаху, а на груди — знак Оренбургского казачьего войска.

Надо сказать, что келлеровские кавалеристы не отставали от своего лихого командира в «сборе наград»: только за март–июнь 1915 года к Георгиевскому кресту различных степеней были представлены 867 драгун, казаков, гусар и артиллеристов 3-го кавалерийского корпуса.

Увы, в начале лета ситуация на Юго-Западном фронте резко изменилась — началось мощное наступление германских войск под Горлицей. После двухнедельных кровопролитных боев русские армии была выжаты германцами за реку Сан. В июне немцы захватили Львов и Перемышль, вытеснив русских из Галиции. Чтобы избежать окружения между Вислой и Бугом, Ставка приняла решение об отступлении из Польши. Лишь к середине сентября фронт удалось стабилизировать на линии Рига–Двинск– Пинск–Дубно–Новосильцы. Обе стороны готовились к новой летней кампании.

1916 год остался в истории Первой мировой прежде всего как год Луцкого (Брусиловского) прорыва, начавшегося в конце мая. В его ходе войска Юго-Западного фронта взяли в плен почти 9000 австрийских офицеров, более 408000 нижних чинов, захватили 581 орудие, 1795 пулеметов, 448 бомбометов и минометов, отняли у противника территорию более чем в 25000 кв. километров. Подобные успехи западным союзникам России не снились на протяжении всей войны!

Слева направо: граф Келлер, генерал Брусилов

Корпус графа Келлера, численность которого к началу наступления была доведена до 15000 сабель, принял в Луцком прорыве самое деятельное участие, заметно выделяясь своей доблестью даже на фоне лучших частей русской армии, проявив массовый героизм, что было отмечено самим генералом Брусиловым.

В ходе наступления конники Келлера, преследуя отступающего неприятеля, вошли в Карпаты. Кавалерия была вынуждена занять непривычные для себя позиции в окопах. Оседлав вершины и перевалы, части 3-го кавалерийского корпуса отбивали непрерывные атаки австрийцев. Противник подтянул тяжелые орудия и сумасшедшим огнем буквально сравнивал русские укрепления с землей.

16 июня Федор Артурович во время очередного артналета был ранен в правую ногу шрапнельной пулей, расщепившей кость. На этот раз ему пришлось покинуть родной корпус на три месяца. Все это время келлеровцы продолжали упорно сражаться и, как позже показали пленные, не только выдержали натиск 30 полностью укомплектованных австрийских и германских батальонов, поддерживаемых многочисленной артиллерией, но и отбросили их на исходные позиции.

Граф Келлер вернулся к своим доблестным кавалеристам лишь в конце сентября. К этому времени в войну на стороне Антанты вступила Румыния. И ее почти сразу же пришлось спасать от разгрома. 9-я русская армия, а вместе с ней и 3-й кавалерийский корпус вошли в состав вновь образованного Румынского фронта.

Слабая боеспособность новоявленного союзника вызывала раздражение и недовольство Федора Артуровича, корпус которого был вынужден постоянно закрывать собой никчемные в боевом отношении румынские части. Этих вояк Келлер помнил еще по Плевне, когда московские драгуны (бывало такое!) спасали от их бесчинств и грабежа пленных турок.

К концу 1916 года части 3-го кавалерийского корпуса после многомесячных непрерывных тяжелых боев крайне нуждались в отдыхе. К тому же румыны постоянно подставляли корпус под удары, не затрудняя себя такими «пустяками», как снабжение русских кавалеристов всем тем, без чего ни жить, ни воевать невозможно. Часто румынские солдаты просто разворовывали транспорты, предназначенные для русских, из-за чего между союзниками случались вооруженные столкновения. Из-за плохого питания по причине отвратительной работы и воровства румынских интендантов и столь же плохого снабжения медикаментами личный состав и лошадей корпуса Келлера не хуже австрийских и немецких пуль косили болезни. И к январю 1917-го в строю у Федора Артуровича осталось не более 3000 штыков и сабель при 650 лошадях. Так что корпус мог считаться кавалерийским разве что по названию…

15 января 1917 года граф Келлер высочайшим указом был произведен в генералы от кавалерии. В русской армии это стало последним производством в полные генералы, подписанным государем императором. А еще через пять дней начался отвод частей ослабленного 3-го кавалерийского корпуса из-под Ясс в русскую Бессарабию.

В тылу уже чувствовался надвигающийся хаос…

В водовороте кровавой смуты

2 МАРТА 1917 года, как только в войсках огласили манифест Николая II об отречении от престола, Келлер собрал своих офицеров. Граф был немногословен: «Господа, я только что отправил телеграмму царю, где просил его не покидать нас и не отнимать у нас законного наследника престола. Не верю, что государь отрекся добровольно! И если он попросит об этом, 3-й конный корпус всегда придет на его защиту». Последние слова комкора потонули в восторженных криках его отчаянных рубак, действительно готовых по первой команде обожаемого начальника рвануться хоть к черту на рога. Сказать, что Федора Артуровича в армии любили — значит не сказать ничего… Спустя несколько часов пришел ответ.

Правда, не от императора, а от командующего русскими армиями Румынского фронта генерала Дмитрия Григорьевича Щербачева. Он приказывал Келлеру немедленно сдать командование корпусом, в противном случае грозил объявить бунтовщиком. Не дождавшись прямых распоряжений от Николая II, граф был вынужден подчиниться полученному приказу. Под звуки «Боже, царя храни!» шестидесятилетний генерал попрощался со своими солдатами и офицерами. Покинув действующую армию, Келлер отправился в Харьков, где находилась его семья. Там он пережил и всплеск националистических настроений в Малороссии, вызвавший украинизацию юго-западных российских губерний, и октябрьский переворот в столице, после которого власть перешла к большевикам, и последовавшую за этим оккупацию Украины германскими войсками. В какой-либо политической деятельности в те дни Федор Артурович не участвовал, хотя несколько раз и принимал у себя дома посланцев монархических организаций, ставивших целью освобождение царской семьи из тобольского заточения. В апреле 1918 года на Украине при поддержке немцев было провозглашено независимое государство во главе с гетманом Скоропадским. Германские штыки ограждали многочисленные гетманские штабы и единственную дивизию от ударов Красной Армии. Благодаря этому к лету Киев, наряду с Доном, стал одним из главных центров антибольшевистского сопротивления. Именно там собралось множество политиков правого толка. Абсолютное большинство из них мечтало видеть графа Келлера во главе Южной армии, создаваемой при помощи германских военных. К их огромному удивлению, Федор Артурович отказался, заявив делегатам, что «все они стараются либо в интересах союзников по Антанте, либо вчерашних врагов-немцев. А действовать надо в интересах русского царя и помнить о том, что все мы прежде всего русские». Не правда ли, удивительно: человек с прусскими корнями в дни всеобщего хаоса и развала империи остался самым ярым русским патриотом, учил коренных русаков, как надо любить и защищать Россию! В это же время Келлер вел переписку с генералами Алексеевым и Деникиным, вставшими во главе Добровольческой армии. Бывшие соратники звали графа на Дон. Он же отвечал, что «борьбу с большевизмом можно вести только с именем самодержавного царя. Собрать и объединить рассыпавшихся можно только вокруг одного определенного лица. Вы же об этом лице, которым может быть только прирожденный, законный государь, умалчиваете. Объявите, что вы идете за законного государя, и за вами без колебаний пойдет все лучшее, что осталось в России». На других условиях присоединяться к Добровольческой армии Федор Артурович, убежденный и непреклонный монархист, отказывался. В сентябре 1918 года в Киев прибыли офицеры Северной армии, формировавшейся на территории Псковской губернии и Прибалтики. Хотя уже было известно о расстреле Николая II и наследника престола цесаревича Алексея, изначально провозглашалось, что солдаты и офицеры этой армии принесут присягу русскому монарху. В полках вводились старые уставы и прежняя униформа с добавлением нашивки — белого креста на левом рукаве. Федору Артуровичу было предложено прибыть в Псков и возглавить армию, нацеленную на Петербург — столицу империи. Граф, получив на то благословение патриарха Тихона, согласился. И даже пообещал до наступления нового года поднять императорский штандарт над Зимним дворцом. Однако в ноябре войска разбитой Германии, согласно условиям перемирия, заключенного со странами Антанты, начали отход к довоенным границам. Воспользовавшись ситуацией, сторонники атамана Петлюры подняли мятеж против гетмана. Выпускник Пажеского корпуса Скоропадский, чувствовавший себя уверенно лишь на дворцовом паркете, был не способен организовать сколь-нибудь достойное сопротивление мятежникам. Знакомый с Келлером еще по службе в царской свите, гетман обратился к генералу за помощью, временно передав ему всю полноту военной и гражданской власти на Украине. Именуя себя главнокомандующим Украинской и Северной армиями, Федор Артурович начал действовать, подчеркнув в своем обращении к офицерам и юнкерам, что «будет прилагать все силы и положит голову только для создания великой, единой России, а не за отделение от нее федеративного государства». В Киеве верные ему войска тут же стали срывать желто-голубые флаги, заменяя их русским триколором… На новой должности граф продержался чуть больше недели. За десять дней, которые Федор Артурович занимал пост главнокомандующего, имея в своем распоряжении далеко не самые сильные в боевом отношении части, он тем не менее успел несколько улучшить ситуацию с обороной Киева. Необученное и необстрелянное гетманское воинство, состоявшее более чем наполовину из вчерашних гимназистов и студентов, до этого терпевшее на фронте одни неудачи, неожиданно перешло в наступление, отбросив петлюровцев от города и захватив четыре орудия. В том бою престарелый граф лично вел цепи в атаку, прихрамывая и опираясь на палку. Гетманское правительство воспрянуло духом и тут же… нашло повод для смещения Келлера. Им послужил расстрел без суда офицерами одной из келлеровских дружин тринадцати пленных петлюровцев, застигнутых за мародерством. Офицеров отдали под трибунал и немедленно казнили, а графа, якобы утратившего контроль над армией, отправили в отставку. Слагая с себя полномочия, Федор Артурович издал последний приказ, заканчивавшийся словами: «Пусть кто хочет, тот эту Украину и защищает, а я ухожу». 1 декабря 1918 года в Киев вошли войска Петлюры.

Гетман Скоропадский и назначенный вместо Келлера главнокомандующий украинскими войсками князь Долгоруков, несмотря на обещания «умереть среди полков», бежали. Ворвавшиеся в город сечевые стрельцы начали творить такое, что даже у остававшихся в Киеве оккупантов-немцев волосы встали дыбом: петлюровцы предавали мучительной смерти пойманных на улицах русских офицеров и прочих защитников города, глумились над уже мертвыми телами. Эти кровавые бесчинства не могли не вызвать ответной реакции. В украинской столице стали стихийно собираться вооруженные группы русских офицеров и юнкеров, чтобы просто защитить свою жизнь. Один из участников тех событий вспоминал позднее: «Когда оставленное всеми русское офицерство металось по Киеву в поисках, кому бы вверить свою судьбу, одному из нас пришла мысль обратиться к графу Келлеру, жившему тогда на частной квартире, с просьбою стать во главе остатков войск и вывести их из города. Граф, отлично понимавший всю трудность и даже безнадежность такой попытки, не счел, однако, возможным не прийти на зов русских офицеров». Федор Артурович рассчитывал, что «при должной энергии еще возможно пробиться к Днепру и что противник, увидев организованное войско, готовое вступить в бой, согласится пропустить без сопротивления и кровопролития все добровольческие дружины на Дон, так как задерживать их в Киеве у него не могло быть никакого расчета». Предположения генерала не оправдались: везде его отряд натыкался на яростное сопротивление петлюровцев, всякий раз теряя часть своих бойцов. В конце концов остатки последних защитников Киева собрались на Софийской площади. Вокруг графа Келлера сгрудилось не более 70 угрюмо молчавших офицеров и безусых юнкеров, не скрывавших своего страха. Окинув их взглядом, Федор Артурович дал приказ снять погоны и разойтись, по пути избавляясь от оружия. Сам генерал с несколькими офицерами укрылся в Михайловском монастыре.

Последние дни последнего защитника монархии

ПОРАЗИТЕЛЬНО, но попытку спасти графа предприняли немцы — его бывшие противники по войне. Пребывание Келлера в монастыре не было тайной, и вечером того же дня к нему прибыли представители германского командования с предложением проехать в закрытом авто в немецкую городскую комендатуру, где его жизнь была бы в полной безопасности.

.

Келлер отказывался. К немцам присоединились русские офицеры. «Мы вывели графа почти силой из кельи во двор и довели уже до выхода из ограды, — записал в своих мемуарах, изданных в эмиграции, полковник Н. Д. Нелидов. — По дороге, по просьбе германского майора, накинули на графа немецкую шинель и заменили его огромную волчью папаху немецкой фуражкой, чему он нехотя подчинился. Когда же майор попросил его снять шашку и Георгия с шеи, чтобы эти предметы не бросались в глаза при выходе из автомобиля, граф с гневом сбросил с себя фуражку и шинель, сказав: «Если вы хотите меня одеть совершенно немцем, то я никуда не пойду». После чего повернулся и ушел обратно в келью.

Никакие мольбы уже не могли изменить его решения». Похоже, именно в эти минуты Федор Артурович отбросил всякую надежду на личное спасение и, осознавая, какой конец его ждет, стал готовиться к достойному окончанию своего земного пути. На следующий день в монастырь с обыском заявились петлюровцы. По прошествии какого-то времени монахи предложили графу и остававшимся при нем полковнику Пантелееву и штаб-ротмистру Иванову перейти подземным ходом в уже осмотренное сечевиками здание. Но Федор Артурович отказался. Более того, приказал одному из своих адъютантов сообщить производившим обыск, что он, генерал от кавалерии граф Келлер, находится в монастыре. Тотчас же в келью ввалились петлюровцы, объявившие всех троих арестованными и потребовавшие сдать оружие.

Петлюровские офицеры, с почти детским любопытством рассматривавшие Георгиевскую шашку — подарок императора! — заметили усмешку на лице генерала, грудь которого едва не касались кончики нескольких штыков. На вопрос: «Что тут смешного?», Федор Артурович спокойно отвечал: «А разве не смешно наводить десяток винтовок на безоружного старика, которого этим не испугаешь, так как он давно перестал бояться смерти». Георгиевское оружие, отнятое у графа Келлера, было преподнесено сечевиками в дар атаману Симону Петлюре. Опоясанный этой шашкой, атаман и въезжал в занятую его войсками украинскую столицу. Всю эту пафосную церемонию ярко описал в своих воспоминаниях «Начало неведомого века» ее невольный свидетель Константин Паустовский, будущий известный советский писатель, а в декабре 1918 года — рядовой разбитого петлюровцами Сердюцкого ясновельможного пана гетмана Скоропадского полка, пробиравшийся в свою киевскую квартиру через восторженные толпы «самостийников». Граф Келлер всего этого не видел, так как находился под арестом в монастырской келье. В ночь с 20 на 21 декабря ее двери распахнулись, и троих узников вывели за ворота Михайловского монастыря якобы для перевода в тюрьму. Еще на монастырском дворе Федор Артурович заметил запряженную одной лошадью телегу, которая медленно тронулась вслед за конвоирами. И понял, чем все это закончится…

Игорь СОФРОНОВ Фото из архива автора

http://bratishka.ru/archiv/2011/7/2011_7_15.php

.

Незабвенной памяти доблестного генерала Келлера

Уникальные фотографии из личного альбома графа

Генерал Ф.А. Келлер со своими офицерами

.

.

.

.

.

Солдаты – Георгиевские кавалеры

.

источник