Параллельные миры на перекрестках геополитики
/ 0
- Подробности
- Создано 09.03.2015 12:39
- Опубликовано 09.03.2015 12:39
- Просмотров: 2899
Современный российский либерализм теперь представляет собой уже нечто большее, чем только определенное представление об экономическом, политическом, социальном и историческом пути развития России, как это представлялось ранее. Содержание и направленность идеологической платформы современного российского либерализма теперь уже явно выходит за свои традиционные, исторически сложившиеся форматы.
Либерализм в современном мире перестал быть только площадкой для самозабвенного философствования интеллектуальной псевдоэлиты, он перестал быть рупором капризно эстетствующих кругов, он на наших глазах за последние 20 лет кардинально изменился, став какой-то тотальной идейно-пропагандистской силой, последовательно и агрессивно направленной на разрушение всех «традиционных», исторически сложившихся, национально-культурных устоев. В либеральной идее на сегодня обозначились черты не столько идеологической пищи для разума, ищущего для себя пространства абсолютной свободы, сколько она стала для современного человека неким безальтернативно агрессивным регулятором его культурного сознания и поведения. Этому своему радикалистскому свойству либерализм, видимо, обязан тому обстоятельству, что за последние три десятилетия он стал использоваться как эффективный пропагандистский инструмент для решения базовых геополитических задач.
В России основное содержание либеральной платформы выкристаллизовалось еще в известном споре, широко и отчетливо развернувшемся в 1840-ые годы XIX-го века между весьма неоднородными, но отчетливо оппонирующими друг другу по основным вопросам идейными направлениями – так называемыми «западниками» (П.Я. Чаадаев, Т.Н. Грановский, А.И. Гончаров, И.С. Тургенев, А.И. Герцен, В.Г. Белинский и др.) и «славянофилами» (И.В. Киреевский, А.С. Хомяков и др.). Либеральная оппозиция придерживалась и пропагандировала такие важнейшие нормы буржуазной европейской культуры, как гражданская свобода, свобода предпринимательства, гарантия политических прав и свобод, рациональность мышления и т.д. в противовес веками сложившимся, «традиционным», русским национальным устоям, отразившимся в сфере социального устройства, понимания нравственности, функционирования экономии и т.д. (все это получило презрительно-ироническое прозвище «квасной патриотизм»)
Глубинная суть этого далеко неоднозначного идейного конфликта, отразившегося в живых и острых спорах «западников» и «славянофилов», его направленность на сегодня еще не до конца нами понята и пока все еще поверхностно усвоена. Но ясно то, что, более ста пятидесяти лет назад как «западников», так и «славянофилов» объединяло, по словам А.И. Герцена «физиологическое, безотчетное, страстное чувство к русскому народу» («Былое и думы»). Несомненно, что идейная платформа русского либерализма имела значительный резонанс в умах, переживаниях, разговорах, поступках русских людей, в особенности – в период подготовки реформы крепостного права 1861 года.
Следует признать, что при всей своей масштабности и распространенности либеральной идеи в русском образованном обществе она так и не выкристаллизовалась в сколько-нибудь определенную форму зрелого общественного сознания. В содержании русского либерализма 1860-х годов и более позднего периода отчетливо уже обозначились черты идейной выморочности, неприкрытого интеллектуального самолюбования, откровенного публицистического словоблудия и т.д. Русский либерализм в итоге обратился в моду, в визитку авангардного просвещения, во внешнее, подражательство Западу и суетную приверженность всякого рода «передовым» идеям и веяниям. И эта его метаморфоза получила свое образное и развернутое отражение в произведениях целого ряда русских писателей того времени (Н.А. Некрасов, Л.Н. Толстой, Ф.М. Достоевский, И.С. Тургенев, М.Е. Салтыков-Щедрин, А.Ф. Писемский и др.). Высоко талантливая и проницательная художественная критика русского либерализма серьезно осаждала его идейную спесь и его социально-политические притязания. Но нарастающие революционные события начала XX в. Вдохнули прежде небывалую активность в малозаметное русское либеральное движение, которое накануне русско-японской войны выступало даже с откровенными пораженческими, антипатриотическими лозунгами.
Но, по всей вероятности, и само по себе европейское свободомыслие как-то никогда не затрагивало душу русского человека, не проникало в ее глубину, не солидаризовалось, не соединялось органично с умом и сердцем русского человека, не являлось для него, говоря определением Л.Н. Гумилева, «комплиментарным». Для русского человека либнральные идеи явились для своего рода насильственной познавательной интервенцией, отторгнутой самой его национальной природой. Либерализм по отношению к русскому народу в мировоззренческом плане явился откровенной «жизнеотрицающей системой», попыткой связать этносы с различной комплиментарностью в одну «химерную целостность» (Л.Н. Гумилев). Но корпус перевозбужденных, самовлюбленных либеральных неофитов XIX в. не представлял из себя опасности заражения русского этноса чуждыми для него идеями – русский этнос находился тогда в стадии своего высшего культурного развития. Даже – наоборот, либерализм того времени вносил некоторое неизбежное (может, – даже и необходимое) психологическое разнообразие в русскую жизнь, пусть и не очень симпатичное.
Либеральные идеи в России XIX в. не были направлены на реализацию каких-то определенных политических или экономических целей. Они по своей сути являлись, скоре всего, своеобразным признаком индивидуального свободомыслия и культурно-общественной продвинутости. Ф. М. Достоевский в романе «Бесы» с легкой насмешкой назвал досужие русские либеральные разговоры и бесконечные размышления «высшим либерализмом», т.е. либерализмом, «без всякой цели», либерализмом, ни на что, кроме как на самого себя не направленным. «Высший либерализм» и «высший либерал», т.е. либерал без всякой цели», - заметил при этом Ф. М. Достоевский, - возможны только в одной России». Однако «высший либерализм», как оказалось, все же жаждал обрести более весомую роль, пытался найти удовлетворения в каком-то действии.
Однако, соединение же «высшего», разговорного и «низшего», «практического» либерализма, если так можно выразиться, способно привести к весьма серьезным и непредсказуемым результатам – к созданию революционных организаций, к бунтам, к брожению умов, к убийствам, к поджогам и т.д. (что и получило свое отражение в «Бесах»). Соединение «высшего», и «низшего» создает такой идейный конгломерат, который вызывает разгул того явления, которое Ф.М. Достоевский обозначает таким емким определением, как «бесовщина». Практический либерализм, т.е. либерализм, имеющий цель, это уже не простое желание «детей» покрасоваться в приметном для всего общества «деле», куда более увлекательном и значительном, нежели скучные и умно витиеватые речи их «родителей».
Либерализм Петра Верховенского из «Бесов» опробовав «высший либерализм» в своих пропагандистских и организационных целях, небрежно отталкивает его и становится уже на путь прямого переустройства существующего порядка, «низший либерализм» не нуждается в слабонервных, безнадежно эстетствующих, многоречивых попутчиках (скорее теперь те ми нуждаются в нем как в обаянии самоуверенной силы и свежей крови). «Низший» же либерализм, почуяв вкус разрушительной свободы, уже не собирается останавливаться только на молодецком, хулиганском разгуле бесовщины – он начинает накапливать в себе предельный, крайний радикализм, и со временем он перерастает в, ни много ни мало, революционное движение.
Современный российский либерализм, сформировавшийся и сформированный после горбачевской «перестройки», уже не имеет никакой исторической связи с российским, точнее – не придает ей никакого значения. Он вырастает совсем не из «исторических дрожжей», он по своему генезису и природе вообще не имеет в себе национальных черт, т.к. в этом просто нет никакой необходимости. Современный российский либерализм теперь уже из «первых рук», без каких-либо витиеватых, интеллигентских опосредований наследует свою идеологическую природу. Теперь он является не «идейным направлением», а уже настоящим дипломатическим корпусом современного западной идеологии, полноценным и полноправным представителем западного мышления. И «высшему» и «низшему» либерализма уже нет необходимости искать места для своей встречи, эти две субстанции теперь сплелись здесь в нерасторжимом, в неразличимом единстве. Ресурсы СМИ и присущая им возможность огромного, почти безраздельного влияния на массовое сознание сделали систематические либеральные манифестации и либеральные идейно-информационные вбросы в общественное сознание уже самой настоящей «практикой» либерализма, весьма беспринципной и весьма эффективной практикой. А прямая, теперь уже без всякого культурного опосредования, информационная, идейная связь с Западом и, его непосредственное управление и поддержка (порой – и чисто спонсорская) делают современных российских либералов уже весьма организованной и влиятельной идейно-политической силой.
Эта «сила», даже при наличии крайнего индивидуализма и амбициозности его лидеров, отличается ни с чем не сравнимым единством в реакции подавления всего «традиционного», устоявшегося, общепринятого. Эта «сила» весьма активна, она обладает просто неиссякаемым потенциалом агрессивной критики, она строго придерживается радикальной политической платформы, отличается невероятной моральной и идейной гибкостью, эта сила прагматична, лишена каких-либо сантиментов и т.д. При наличии такой чудовищной монолитности в среде российских либералов, однако, никак нельзя выделить действительных лидерских фигур, не считая тех, которые с дьявольским упоением своей властью над умами людей породила сама либеральная пресса (например, такие великомученики, как члены порнографической группы «Pussi Raiot», как олигарх М. Ходорковский, страстный борец с коррупцией А. Навальный и др.).
Российскому либерализму не нужны свои Белинские и Герцены, ему нет нужды возводить строгие философские конструкции, он не снизойдет до аргументированного и корректного спора с Алешами Карамазовыми. Он – сам себе указ, он – сам себе источник идейно-политического движения, если, конечно же, не брать во внимание того, что вся его идейно-политическая деятельность великолепно регламентирована и поддержана инструкциями и некоммерческими фондами разного рода западных «правозащитных» организаций.
Современный российский либерализм теперь вобрал в себя куда больший объем содержания, нежели культурно-экономический опыт Европы, кардинальным образом изменилась и специфика этого содержания. В сравнении со старым, полудомашним, утонченно рациональным европеизированным либерализмом второй половины он на сегодня в большей степени ориентирован уже на агрессивные американские финансовые, экономические, политические модели, на экспансию «гуманитарных» продуктов в первую очередь –американской техногенной цивилизации. Безусловно, в этой смене «ориентировочной основы действия» сказался итог «холодной войны», хотя не окажись в генсеках такого симпатичного и обласканного западными политиками и такого самовлюбленного, такого слабого на лесть, такого речистого и такого упертого парня, как М. Горбачев, то «итог», наверняка, выглядел бы иначе.
Одним из важнейших факторов, предопределивших победу в «холодной войне» можно назвать ничем не прикрытую геополитическую, расово-государственную наступательность американизма, его мощный пропагандизм, его разработанную на государственном уровне еще в начале XX-го века концепцию самовозвеличивания и собственной геополитической и национальной уникальности, позволяющую свободно, во имя «блага своей нации» переступать границу любого нравственного запрета.
Но вот как можно объяснить наступившую вслед за «итогом» безоглядную, просто бешеную ориентацию российских либералов на западные социокультурные матрицы? Как можно объяснить просто абсолютное, без появления малейшей критики, рефлексии массовое поглощение сознания российских либералов американскими ценностями, самим образом жизни Америки? Вследствие этой пропагандисткой одержимости, вследствие феномена массового самозомбирования в российской либеральной среде произошла явная утрата собственного психологического своеобразия, утрата собственного Я, произошла глубинная замена (и уже явно необратимая) своеобразных, аутентичных личностных структур на какие-то их мощные информационно-идеологические, психологические программные аналоги.
Вместе с идеями и ценностями американо-европейской цивилизации современный российский либерализм усвоил и перенял то, что формирует эти идеи и ценности этой цивилизации – сам ее психологический модуль, ее внутренний психологический код, на основе которого происходит формирования структуры личности среднестатистического американца. Современный российский либерализм, являясь по своей идеологической природе психологической калькой Запада, теперь не только ориентируется на американо-европейские идеи и ценности, не только транслирует их в своей «безнадежно отсталой от Запада стране», но теперь уже может абсолютно точно и адекватно первоисточнику продуцировать их и из самого себя, из отформатированного пространства своей психики.
До чего же талантлив русский народ! Талантлив своей переимчивостью, что в свое время отметил знаменитый русский писатель и историк начала XIX в. Н.М. Карамзин. И до чего же он порой доверчив, наивен, прост и беспечен и неразборчив!
Эта психологическая набивка современного российского либерализма, видимо, и ниспослала на него неистребимое ощущение изощренной, почти мистической сопричастности к самым-самым высоким и современным перлам европейской культуры, наделила его особой чуткостью к мировому технологическому прогрессу, наделила его свойством просто беспредельной проницательности ко всем скрытым от массового восприятия глобальным процессам. Эта психологическая набивка, видимо, и придала либеральной критике по отношению к проявлениям всего «русского», «советского» свойство никогда и нигде невиданной органической, просто какой-то бесовской неуемности и интеллектуальной изощренности, обескураживающей всякого человека с нормальным восприятием жизни.