Возвращение к Ницше?

Рейтинг:

/ 0

Подробности: Категория: Слово пастыря; Создано 18.10.2013 05:19; Опубликовано 18.10.2013 05:19; Просмотров: 1800

После крушения коммунизма всеобщий интерес в мире переместился от Маркса к Ницше. Оба эти противоположные друг другу современника оказали два различных влияния на историю. Что означает сегодняшнее возвращение к Ницше?

Сразу приходит мысль об истощении оптимизма эпохи Просвещения, которым до недавнего времени жило человечество, о незаметном восстановлении — по-ницшеански понятой — «иерархии» на руинах равенства, об искусственном повышении цены на телесные страсти, об устремленности к немедленному счастью, об отвержении христианства. Одного этого перечисления достаточно, чтобы увидеть впечатляющий «реванш» и актуальность Ницше.

Постараемся остановиться на этом «симптоме Ницше», на том, что он обнажает (или маскирует) сегодня. Ницшеанское наследие, как известно, может быть истолковано множеством способов, в том числе самых худших, когда, например, он был взят на вооружение гитлеровцами. В наше время появляются новые, «политически корректные» ницшеанцы.

В конце XIX века в борьбе против наследия Просвещения, так называемого сциентизма, «романтики» обращаются к его беспощадной критике Ницше. Но какова главная цель этой критики? Ницше определяет науку «нового благочестия» как «нового идола», прежде чем самому стратегически присоединиться к нему в «Антихристе». Ради чего? Чтобы лучше сражаться с религией. Ницше противопоставит скептицизм науки догмам религии. Хотя наука останется для него неотделимой от идеи прогресса — и в этом значении она тоже иллюзия, — западные интеллектуалы XX столетия, опираясь на Ницше, будут говорить, но более в политическом плане, о вере в прогресс и рационалистическом оптимизме Просвещения. Наиболее яркими во второй половине этого столетия будут труды Сартра, в котором некоторые видят мыслителя XIX века, еще связанного с Гегелем, и прежде всего пленника свободы — «обожествленного человека». Это было время, когда традиция в самом широком смысле слова уже воспринималась как нечто незаконное, как то, что порабощает человека. А был ли когда-либо борец против традиционных ценностей, пламеннее Ницше? Был ли когда-либо более мощный призыв к «переоценке ценностей»? Ницше по-своему освещал наступающие «сумерки истории», возвещая о конце последнего человека и о возможном приходе «нового».

Сегодня, в начале XXI века, сумерки сгущаются — то, что было до этого, представляется бледными тенями. Антропологическая мутация, наступающая на мир, представляет более значительную угрозу. Она еще более жестоко обесценивает культурные и религиозные традиции, все традиции. Ночь длится, а рассвет медлит. Мир все более охватывает смятение и растерянность. Пережив небывалые разочарования и потери в минувшем веке, человечество пытается совершить «переоценку» не только прошлого, но и настоящего. И будущего. Поэтому нет ничего удивительного в том, что мысль Ницше воспринимается иными среди этого мрака как весть о приближении нового времени. Ницше — пророк? Остается понять — какой и чего? Остается расшифровать то, что реально в его учении оказывает влияние, вернее, продолжает оказывать с нарастающей силой на миллионы умов и сердец. Остается спросить себя, не является ли он мистификатором, за которым проступает профиль самого антихриста. Неслучайно же он когда-то безумно выступил в своем «Антихристе» с его апологией перед всем миром.

Ницше — апологет разрушения назойливой, как он говорит, морали — нравоучений, в которых он видит «тени Бога», идолы, столь же бесполезные, как понятия ценности, истины или прогресса. Когда человек принуждает себя приводить свою жизнь в согласие с этими мнимыми ценностями, он только склоняется перед иллюзиями, созданными им самим, перед действительно «идолами». Только страх полного оскудения и бессилия заставляет его цепляться за эти обесцененные идолы, которые есть не что иное, как пародия на древних богов. Ницше противопоставляет «да» жизни — «нет» морали. «Мораль, пишет он, — отрицательный инстинкт, противоречащий жизни. Надо разрушить мораль, чтобы освободить жизнь». Для Ницше мораль, которую надо укоротить, — «смирительная рубашка», удушающая энергию жизни. Ницше стремится реабилитировать телесные инстинкты и желания. Это дионисическое утверждение он противопоставляет дисциплине духа, этой «комедии идеала». Здесь он отходит от Шопэнгауэра — одного из первых его вдохновителей, для которого человеческая свобода достигается (по-буддистски) через отвержение желания. Желание для Ницше — это правда тела. «Разрушить страсти и желания, — писал он, — только из-за того, что они кажутся глупостью, и ради того, чтобы предотвратить нежелательные последствия такой глупости, — это представляется нам сегодня самым поразительным проявлением глупости».

Равно нелепым ему кажется пытаться подчинить тело разуму, как этому учил Сократ. Ницше видит в этой дисциплине Сократа род «садизма» или «невроза». «Сократ, — повторяет он, — знаменует конец греческой трагедии (такой, например, как у Фукидида, в котором Ницше видел «реалиста», предшественника Макиавелли) и начало упадка эллинизма». Что касается Платона, он, по мнению Ницше, слишком «иудейский», слишком отмечен «иудейским ханжеством», одним словом, слишком «предшественник христиан». Тело, как органическая реальность, — подлинный источник нравственных абстракций, которые лживо связывают с якобы сущностью человека или идеалом. Будучи убежденным в обратном, каждый отдельный человек продолжает быть животным. Человеческая сущность и ценности, определяющие участие в добре или зле, всегда одухотворены только животным началом. Они позволяют удовлетворять инстинкты, но только окольным путем или лицемерно. «Там, где вы видите идеал, — уверяет Ницше, — в «Ecce Homo» («Се, Человек») я вижу только человеческое, увы, слишком человеческое». Иными словами, всякая вера имеет свое происхождение в органической реальности плоти, включающей в себя суеверия, которые управляют ею, и подспудно — философию. Не должно позволять себе быть парализованным верой. «Убеждение — это тюрьма», — напишет он в «Антихристе».

Нельзя не заметить роль Ницше и в утверждении «индивидуальной автономии», которая стремится сегодня освободиться от всяких «связей». Нынешнее возвращение к Ницше продиктовано тем, что в нем усматривают начало «волны индивидуализма», которая с начала промышленной революции и ее культурных извержений проходит по земле до сегодняшнего дня. Индивидуализм Ницше — не просто тенденция, в нем присутствует настоящий «антропологический разрыв», выражающий постисторическое островное положение человека. Этот индивидуализм может заключать временные союзы с современными ему тождественными течениями (феминизм, технофилия или технофобия, гедонизм или аскетизм и т.д.). Но эти союзы всегда непрочны и порочны. Во всяком случае, суверенная автономия, обещанная человеку, приводит Ницше к отвержению всякой идеи «виновности» и высмеиванию понятия «греха». Индивидуализм, согласно Ницше, исходит из дерзновенного сопротивления общественным институтам, Церкви, государству и даже рыночному обществу, которые являются инструментами дрессировки человека. Освобождение человека, «знаменитый смысл истории» (здесь аллюзия, очень точно датированная гегельянством и марксизмом, ясна) — то, что еще требуется завоевать. Каким образом?

Вспомним не менее знаменитое изречение Заратустры: «Надо иметь хаос в себе, чтобы быть способным родить звезду, которая танцует». Не раз уже было замечено, что Ницше извлекает своих врагов из себя, как пороки, которые он обличает. По этой причине почти всегда можно найти у него одну оценку явления и тут же — противоположную ей, так что кажется, что обо всем он имеет два мнения. (Не правда ли, очень знакомый феномен — например, то, что мы можем видеть у русского мыслителя Василия Розанова?) Вот почему в связи с новым возвращением Ницше в культуру можно все чаще встретиться с новым толкованием, и весьма тривиальным, его текстов. Упраздняя центральный вопрос трагического и безумия, всегда сопровождающего его творчество, из Ницше хотят сделать сладкого гедониста нашего времени. Из его афоризмов пытаются создать некий антикатехизис, лишенный напряжения и трагических противоречий. Поэтому и говорят о «салонном ницшеанстве». Совершается превращение Ницше в защитника современного индивидуализма в варианте вседозволенности. Если существует тип человека, противостоящий «сверхчеловеку» Ницше, так это слепо подражающий гедонист нашего времени, обслуживаемый медийным и рыночным обществом, манипулируемый «торговцами желаний», гипнотизируемый экранами телевидения и прессой. Это становится особенно смешным, если учесть одну деталь — всем своим существом Ницше ненавидел прессу. В том, что сегодня называют торжественным словом «средства массовой информации», он видел «постоянную ложную тревогу, направляющую слух и смысл в дурном направлении».

Протоиерей Александр Шаргунов

19 октября 2013 года

PLG_JLCOMMENTS_VK ()

PLG_JLCOMMENTS_GOOGLE

PLG_JLCOMMENTS_FB ( )

www.38i.ru

JW_DISQUS_BLOG_COMMENTS_POWERED_BY DISQUS JW_DISQUS_BACK_TO_TOP

ПУБЛИКАЦИИ

В Израиле устроят жертвоприношение, предсказанное Библией. Его готовят сектанты, которые хотят приблизить конец света

В конце апреля перед Елеонской горой в Иерусалиме сожгут нетелившихся коров рыжей масти, специально для этого привезенных из Техаса. Фанатичные сторонники возрождения легендарного Иерусалимского храма верят, что жертвоприношение исполнит ветхозаветное пророчество о пришествии Мессии. Их поддерживают и финансируют консервативные евангельские христиане из США, стремящиеся ускорить Армагеддон.