«Я лично пережил опыт любви Божией»

Православный китаец

С конца XIX столетия началась активная проповедь буддизма в странах Запада. Уже святитель Николай Японский неоднократно обращал на это внимание. В дневниках он пишет: «Есть в Сан-Франциско и бонзы, проповедующие буддизм, и есть у них несколько обращенных в буддизм американцев; на Гавайских островах построены кумирни; бонзы там копируют христианских миссионеров – устраивают по воскресеньям свои богослужения и проповедь, занимаются благотворительностью»[1]. Святой Николай упоминает также «Отани Козуи, главу буддийской секты “Ниси хонгвандзи”. Он воспитывался в Англии… ныне лучший по нравственности и деятельности человек в буддизме; рассылает миссионеров проповедовать буддизм в христианских странах, и в Америке уже много обращенных в буддизм»[2]. Пишет, что в Иннае «бонзы… оглашают местность проповедью: “Как скоро явится иностранец сюда, обращай и его в буддизм, потому что что же такое христианство пред буддизмом!”»[3].

В ХХ веке буддистские монастыри и общины появились во многих странах Европы и Америки, это учение стало широко известным. По свидетельству Кевина Аллена, «восточные религиозные традиции растут и набирают силу в американской религиозной жизни. В настоящее время буддизм является четвертой по величине религиозной группой в США, с 3 миллионами последователей, примерно 800 000 из которых являются американскими “новообращенными”»[4].

Этот процесс, хотя и в меньшей степени, затрагивает и православные страны – Россию, Грецию, Сербию. Между тем есть немало людей, для которых принятие буддизма оказалось всего лишь этапом на пути к Православию. В англоязычной среде часто появляются их рассказы о собственном обращении из буддизма ко Христу. Это играет и миссионерскую роль: такое свидетельство о собственном опыте может дать пищу для серьезных размышлений людям, увлеченным буддизмом. При этом, в отличие от классической полемики, при данном подходе представлен взгляд человека, знающего обсуждаемую религию не снаружи, а изнутри и уже этим защищенного от упрека в некомпетентности.

Монастырь Симонопетра

Поскольку в России пока что данная тема остается малоизвестной, мы проведем обзор этих материалов. Прежде всего, стоит начать с тех свидетельств, которые принадлежат людям, от рождения исповедовавшим буддизм. Наиболее примечателен в этом отношении монах Исаия Симонопетрит – родившийся во Вьетнаме китаец, который, обратившись на Западе в Православие, впоследствии принял монашеский постриг на Святой горе Афон.

Отвечая на вопрос о причинах своего обращения, отец Исаия говорит: «В буддизме ты очень одинок. Там нет Бога. Ты всецело борешься с самим собой. Ты наедине с собой, со своим эго. Ты совершенно одинок на этом пути. Это великое одиночество. А здесь у тебя есть помощник, товарищ и попутчик – Бог. Ты не одинок. У тебя есть Кто-то, Кто тебя любит, Кто заботится о тебе. Он заботится, даже если ты не понимаешь Его. Ты говоришь с Ним. Рассказываешь Ему, как чувствуешь себя, чего бы тебе хотелось, – существует взаимосвязь. Ты не одинок в трудной борьбе за жизнь и духовное совершенство. Это глубокая потребность человека. Что подтверждается и жизнью. Даже буддисты, исповедующие нетеистическую религию, создали различные божества. Пусть даже это была только мечта. Но они нуждались в том, чтобы соотноситься с чем-то, с кем-то вне себя»[5].

Чтец Иоанн Трисанджая

Другое свидетельство дает чтец Иоанн Трисанджая, индонезиец, в прошлом президент буддистской молодежной ассоциации на острове Ява. Он рассказывает, что впервые начал узнавать о Православии от отца Алексия, который раньше тоже был буддистом. В какой-то момент юноша прекратил с ним общение и стал жить непутевой жизнью, но вдруг однажды «я почувствовал, как глубоко внутри меня кто-то сказал мне возвращаться к отцу Алексию, и я вернулся и стал изучать Православие… Затем крестился с именем Иоанн… В христианстве я нашел освобождающую весть о том, что Христос победил силу смерти Своим воскресением, а значит, нет бесконечных циклов рождений и смертей и нет больше властвующего над тобой закона кармы, но есть сила милосердия через Христову победу над грехом, смертью и диаволом. Буддисты боятся кармы, потому что боятся оказаться в следующей жизни в плохом положении – но в этом нет страха Божия, потому что [для буддистов] Бога не существует. А для достижения хорошей кармы указано столько сложных условий и требований, что во всем этом нет милости Божией. Поняв красоту православного учения, я имею сильное желание послужить Христу»[6].

Значительно больше свидетельств со стороны американцев, которые, происходя из протестантских либо католических семей – как правило, малорелигиозных, – в сознательном возрасте обращались в буддизм, а затем духовный поиск приводил их в Православие. Одни были в буддизме недолгое время и покинули его по причинам интеллектуального свойства, другие же глубоко и на многие годы погрузились в буддистскую традицию – их сподвигнуть к обращению в Православие смогли только экстраординарные события в духовной жизни.

Из свидетельств первой группы в качестве наиболее типичной можно привести историю Нектария. Он родился и вырос в неверующей американской семье. Когда начал задаваться вопросами веры и изучать мировые религии, заинтересовался буддизмом и, после чтения многих книг, стал буддистом, причем «особый интерес испытывал к сото дзен-буддизму, который берет свое начало в Японии. В то время, пока я был практикующим буддистом, мне чего-то недоставало. В буддизме нет идеи или веры в личного Бога, спасение должно быть достигнуто тобою самим, что начало казаться мне бессмысленным, – на мой взгляд, должно было существовать нечто большее, чем просто переход от этой жизни к следующей с целью достижения абсолютного небытия. Я стал испытывать неудовлетворенность от отсутствия идеи личного и любящего Бога и от того, что, согласно учению о реинкарнации, нужно будет снова вернуться в эту жизнь. Казалось нелогичным считать, что мир случаен. Всё больше я начал думать о Боге, мысль о Котором придавала смысл жизни. Поэтому я стал искать истину снова», и поиски привели Нектария в Православную Церковь[7].

В качестве примера обращения ко Христу тех, кто глубоко погрузился в буддистскую традицию, приведем историю американского художника Нила Страйкера, который очень подробно описал свой духовный путь[8]. По происхождению пресвитерианин, но воспитанный родителями, которые лишь номинально были христианами, уже в зрелом возрасте он стал буддистом школы Нингмапа тибетского направления и пребывал в ней в течение десяти лет, причем из них последние три года – посвященным в степень нгакпа[9]. Страйкер совершал паломничества в Непал и общался с буддистами той же школы в США и Англии. Он тепло вспоминает своего прежнего духовного наставника, который остается для него «примером доброты».

Толчком к его возвращению в христианство стал случай, произошедший в январе 1999 года: когда Нил ночью сел перед домашним алтарем, зажег свечи и, как обычно, приступил к практике мантр, неожиданно для себя он вдруг произнес: «Я скучаю по Иисусу». «Как только я произнес это, я ощутил, что заполнился тоской. Мне было больно на душе. Я не мог в это поверить. Я старался перенаправить свое внимание и продолжить медитацию, но мне не удалось». Эта тоска не оставляла его и после, при том что внешне его жизнь была успешной во всех отношениях и в ней не было никакого кризиса.

Через несколько дней Нил испытал глубоко личный опыт, в котором ощутил божественную любовь Христа к себе. «Ничего подобного не было в моем буддизме – во всем, что я получил от учителя или через свою практику… Я был потрясен до глубины души».

«Мой учитель был атеистом, и буддизм, как я усвоил, определенно не признает ни идею Бога-Творца, ни Бога, Который был бы источником любви». Поэтому в первое время Нил, рассказывая близким о пережитом им опыте, не решался произнести слово «Бог» или «Христос». «Я, конечно, не хотел становиться христианином. Я годами обличал христиан как лицемеров и идиотов… и у меня не было никакого намерения исследовать этот путь». Тем не менее, «я столкнулся с тем фактом, что существует Творец любви, Источник любви, и это было необъяснимо в моем буддизме и в моем опыте… Атеизм моего учителя мешал ему понять ту реальность, которая вошла в мою жизнь… Я узнал, что мой учитель был неправ относительно Бога… Он говорил, что Бога нет, а я лично пережил опыт любви Божией».

Вскоре православный знакомый подарил ему книгу иеромонаха Дамаскина (Христенсена) «Христос – Вечное Дао», которая помогла Нилу осмыслить пережитый им опыт. Но ему психологически было нелегко смириться с мыслью о возвращении в религию, которую он оставил, а кроме того «менее всего он желал быть вовлеченным в Церковь».

Впервые Страйкер посетил православную службу в Свято-Троицком храме Сан-Франциско 7 февраля 1999 года. Богослужение произвело на него огромное впечатление – «это было удивительно и до смерти страшно. Чувствовалось, что всё это правильно… Я нашел новый вид христианства, определенно не христианство моего детства».

Нил начал регулярно посещать православные богослужения и, вслушиваясь в тексты, «был поражен… я никогда не слышал о богословии, которое бы пелось». В текстах, поющихся на православном богослужении, он стал различать указания на то, что пережил во время своего особого духовного опыта. После этого он начал использовать в своей речи в положительном контексте слова «Бог» и «Христос», но всё еще продолжал считать себя буддистом, который «просто исследует христианство».

Говоря о внутренних препятствиях на пути к христианству, Нил пишет: «В буддизме Ваджраяны вы смотрите на учителя как на просветленное существо… Вы кладете земной поклон перед ним… Я был готов пасть ниц перед моим наставником, но не мог сделать в православном храме земной поклон перед Богом, перед Христом, перед образами святых… Я готов был даже принять крещение, но только не совершить земной поклон… В моем упрямстве было что-то бессмысленное даже для меня самого. Я понимал, что это странно – падать ниц перед наставником и до сих пор не сделать этого перед Богом. Как-то казалось легче доверять человеку, чем Богу… Что-то еще противилось во мне Христу, хотя я знал, что уже не сверну с этого пути.

Четверг первой седмицы Великого Поста. Фото: Лена Лунева

Службы Великого Поста стали менять меня… Каждое слово песнопения, казалось, было обращено ко мне… В храме я переживал ощущение времени так, как нигде более… И однажды на великом повечерии я наконец опустился на колени перед Богом. Я почувствовал, каким был гордым дураком, отказываясь от объятий Христа. Когда моя голова коснулась пола, Бог сокрушил мое сердце. Я рыдал и не мог остановиться… Бог сокрушил мое сердце, мое высокомерие и мое одиночество. И я даже на йоту не был достоин Его любви».

Но не тогда, а еще позднее наступил момент, когда Нил «понял, что пути назад нет. Я был влюблен, и мне нужно было стать как можно ближе к этому источнику любви». Он понимал, что нарушает обеты, данные наставнику и буддистской общине. Узнав, что его наставник приезжает в Сан-Франциско, он заранее договорился о встрече с ним. «Я рассказал ему, что случилось… думаю, он увидел во мне, что мой опыт был подлинным… Я стал бывшим буддистом. Все мои боги были удалены… идамы[10] и защитники больше не существовали для меня… Я просил освободить меня от обетов. Я себя ужасно чувствовал. Это был мой духовный отец на протяжении более восьми лет. Он любил меня, и я любил его, и я знал, что это причинит ему боль… Наставник сказал, что освобождает меня от моих обетов. Он предложил изучать христианство в течение года, и если я за это время решу вернуться обратно к своим обетам, то он увидел бы, что я прошел через некоего рода трансформацию… Я сказал, что не собираюсь сдерживать себя, но хочу идти по пути христианства так далеко, насколько смогу. Тогда он сказал мне, что моей единственной обязанностью по отношению к нему является стать хорошим христианином». Но что касается друзей-буддистов из общины, то они, узнав о решении Нила, восприняли его крайне негативно. Несмотря на большие переживания, связанные с этим разрывом, Нил говорит, что, когда возвращался, «было чувство уверенности, что решение правильное… [потому что только так] я мог приблизиться к любви Божией».

23 мая 1999 года он принял крещение в Православной Церкви, и когда после этого «приступил к Чаше, то ощутил, что вернулся домой, что я дома».

Близким к истории Нила является рассказ монаха Адриана (МакЛиза), для которого решающими при переходе в Православие были именно переживания духовного опыта соприкосновения с Богом как Личностью[11]. Хотя его отец был верующим католиком, а сестра стала православной монахиней, сам он вырос совершенно нерелигиозным человеком. Пустота «офисной» жизни в Англии и Америке привела его к работе в Японии, где он жил три года. Затем он отправился в путь и «путешествовал по всей Азии от Вьетнама до Сингапура без определенной цели». В Бирме он, поднимаясь к буддистскому храму по лестнице в тысячу ступеней, повстречался с местным монахом. Американец стал спрашивать про политическую ситуацию в стране, но монах повернул разговор в другое русло. «“На прошлой неделе я видел фильм, называющийся "Иисус из Назарета". Какая удивительная жизнь!” Следующие десять минут он превозносил добродетели Христа. Я был ошеломлен. Буддистский монах обращал меня не в свою религию, а в христианство! Еще со школы я считал себя далеким от христианства, а тут язычник возвращал мне то, что я отверг. Слова простого буддистского монаха пробудили во мне понимание, что христианство – это нечто большее, чем я себе представлял. Я пока еще не собирался всерьез изучить его, но стал более расположен к тому».

Затем он путешествовал по Непалу, где просто из любопытства посетил буддистский монастырь. Молодого человека, скептически настроенного ко всякой вере, очень удивило встретить там искренне верующих людей. «Я был поражен, узнав, что они верили в ад. Кто в наше время верит в ад?.. Изучая другие элементы их доктрины… я был ошеломлен: после того, как мне 27 лет говорили: “делай всё, чтобы чувствовать себя хорошо”, тибетцы сказали мне, что всё, в чем ты чувствуешь себя хорошо, вероятно, сделает тебя несчастным в этой жизни или в следующей». Он остался в этом монастыре на несколько месяцев, «изучая философию тибетского буддизма и медитацию». После этого «я знал, что не смогу больше жить прежней жизнью». Намереваясь вернуться в Америку, он взял билеты на рейс «Аэрофлота», с трехнедельной остановкой в Москве, где жила его сестра, православная монахиня.

«Моя сестра встретила меня в аэропорту и сразу начала свой трехнедельный интенсивный курс по Православию. Новый мир открылся мне. Я был в стране, где люди умирали за Христа и появление святых было обычным делом. Это не было пустое христианство, рассматриваемое как социальное обязательство. Это были люди, которые пережили невероятные трудности, страдая за правду. Я начал читать тома о Православии, посещать церкви и вежливо обсуждать с моей сестрой различия православных и буддийских принципов.

Протоиерей Артемий Владимиров

Потом я встретил отца Артемия, известного московского священника… Он говорил, что мой опыт в Непале был дан мне Богом, чтобы вытащить меня из материализма. Потом он рассказал, почему христианство является истинной верой: только оно имеет личного Бога. Раньше я не понимал важности этого факта… Я посетил Троице-Сергиеву Лавру и впервые приложился к мощам святого. В этих “мертвых костях”, казалось, было больше жизни, чем во всей южной Калифорнии». Когда он собирался улетать в США, то сестра сказала: «Раз ты провел три месяца с буддистами, то проведи хотя бы месяц с православными». Что он и сделал, отправившись в монастырь преподобного Германа Аляскинского. Именно здесь ему открылось через особое стечение обстоятельств и внутреннее прозрение, что Бог – это личность, а не безликая сила, именно поэтому Он может любить и Его можно любить. Впоследствии он принял Православие в этом монастыре, а затем и монашеский постриг с именем Адриан. «Когда мы приходим к пониманию Бога как личности, мы начинаем видеть Его руку не только в обстоятельствах каждодневной жизни, но и в событиях прошлого, которые привели нас к настоящему моменту. Мы видим, как от частичной правды Он привел нас к полноте истины».

Заслуживает внимания также история иеромонаха Дамаскина (Христенсена). В молодости он практиковал дзен-буддизм и получил через это определенный духовный опыт. В частности, во время медитаций у него было такое видение: «…темнота, бесконечное небытие вне времени и пространства, где всё временное не имеет значения… Я видел множество существ, которые обращались к этому, молили. Но темноту ничто не волновало. Это было абсолютное безразличие, полная безликость. Таков был мой опыт, когда я практиковал дзен. И по сей день я считаю, что это был реальный опыт. Проблема не в том, что я увидел, а в том, как это интерпретировал, потому что тогда я подумал, что увидел Бога»[12].

Иеромонах Дамаскин (Христенсен)

В то время, общаясь с христианами-протестантами и наблюдая их служение, молодой американец Христенсен воспринимал его как менее просвещенное поклонение, тогда как себя считал обретшим высшее знание. «Я думал, что эти христиане нуждаются в личном Боге, потому что запутались в своем эго, потому что, еще не преодолев свою личностность… они нуждались в человекоподобном Боге… я же знал секрет, которого они не знали, – что Он, вернее, оно – безлично. Ты можешь просить у него что угодно – ему всё равно. Оно не против тебя, но и не с тобой… И в действительности ты ничего не можешь сказать о нем. Оно просто есть и всегда будет таким». Христенсен упоминает, что общался и с другими людьми, которые посредством йоги или дзен или употребления наркотиков пережили сходный опыт «безличного божества… вечного “сейчас”… безличной силы Вселенной». Делясь друг с другом этим опытом, они даже не задумывались о том, ради чего предпринимали подвиги аскезы христианские святые, что двигало ими. Христенсен пишет, что в тот период жизни он чувствовал себя так, словно был в аду.

Пересмотреть свои взгляды ему помогли книги архимандрита Софрония (Сахарова) – именно в тех местах, в которых описывается отличие Иисусовой молитвы от восточной медитации. «Это поразило меня как ничто другое и навсегда изменило мою жизнь». Он приводит довольно пространную цитату:

«Путь наших отцов требует крепкой веры и терпения, тогда как наши современники пытаются быстро схватить все духовные дары, включая даже непосредственное созерцание Бога. Нередко среди них встречается склонность провести параллель между молитвою Именем Иисуса и йогой… Считаю необходимым категорически подчеркнуть радикальное различие между Иисусовой молитвой и всеми иными аскетическими теориями.

Заблуждаются все те, кто стремятся мысленно совлечься всего преходящего, относительного, чтобы таким образом перешагнуть некий невидимый порог, осознать свою безначальность, свое “тождество” с Истоком всего сущего; чтобы растворить в океане сверхмысленного и свою персональность… Аскетические усилия подобного рода дали некоторым возможность испытать некий мистический трепет, познать состояние молчания ума по выходе его за пределы временных и пространственных измерений. В подобных опытах человек может ощущать покой совлечения непрестанно меняющихся явлений видимого мира; раскрыть в себе свободу духа и созерцать умную красоту. Конечное развитие такой имперсоналистической аскетики многих привело к усмотрению божественного начала в самой природе человека, к тенденции самообожения, прозреть в себе некую “абсолютность”… испытать влечение к возврату в то состояние покоя, в котором человек был якобы до явления своего в этот мир; во всяком случае, после опыта совлечения может родиться в уме этот род мысленной аберрации.

Архимандрит Софроний (Сахаров)

Скажу из моего собственного опыта, что Бога Истинного, Живого, то есть Того, Который есть “Сущий”, – во всем этом НЕТ. Это есть естественный гений человеческого духа в его сублимированных движениях к Абсолюту. Все созерцания, достигаемые на этом пути, суть самосозерцания, а не Богосозерцания. И во всем этом нет спасения человеку… Наша молитва всегда должна быть личностной, лицом к лицу. Он создал нас, чтобы мы стали причастны Его святому и божественному бытию, не разрушая своего собственного характера. Именно таково бессмертие, которое Христос обещал нам»[13].

Иеромонах Дамаскин продолжает: «В этом разделе архимандрит Софроний прекрасно описал то, что испытал я… Сам занимавшийся йогой, он не отрицает подлинность опыта сверхличностного сознания. Он не был из тех христиан, которые… отрицали опыт нехристианских духовных практик как сплошь злых и демонических. Отец Софроний показывает, что эти переживания верны, а не ложны. Этот раздел объяснил всё. И то, почему я был в аду… и то, почему христианские святые проводили всю свою жизнь в попытках достичь личного Бога… Раньше я думал, что вера в личного Бога – это лишь состояние неполного духовного развития, а подлинная реальность – это безличный Абсолют. Теперь я начал понимать, что всё как раз наоборот: переживание вечного безличного бытия – это лишь часть пути… А главное – это пребывающий в вечности “Аз есмь”.

Да, я пережил ощущение вечности как “ничто”, но ничто не является Богом… Когда человек углубляется в себя с помощью медитации (или наркотиков), он, скорее всего, придет в это состояние небытия… Такой опыт может в какой-то степени подготовить к уверению в Бога (как было в моем случае), но он не может быть конечной остановкой на духовном пути. Путь единения с Богом лежит через любовь между человеком-личностью и Богом-Личностью».

Всё это Христенсен узнал из работы отца Софрония, однако оставалась одна проблема: «Самое обидное заключалось в том, что это была просто книга и ее автор жил в Англии. А мне нужен был кто-то, кто бы помог мне войти в эту реальность, чтобы познать Бога как Личность».

Таким человеком для него стал иеромонах Серафим (Роуз), который, живя как древнехристианский аскет в лесу, был «самым умным человеком из всех, что я когда-либо встречал». С его помощью отец Дамаскин не только принял Православие, но и монашеский постриг в монастыре отца Серафима. Он приводит выдержку из одного письма своего наставника: «Когда я впервые посетил православную церковь, это было сделано только для того, чтобы посмотреть другую традицию. Тем не менее, войдя в православный храм (а дело было в русской церкви Сан-Франциско), я почувствовал то, что не испытывал в любом буддийском или ином восточном храме. Что-то в моем сердце сказало, что я дома, что все мои поиски закончились. Я не знал, из-за чего это, ведь служба была непривычной и проводилась на незнакомом языке… Когда я встретился с Православием и православными людьми, в моем сознании появилась новая мысль: что истина – это не просто абстрактная идея, которую ищет и познает ум, но личность, которую ищет и любит сердце. И так я встретил Христа».

Иеромонах Серафим (Роуз)

Иеромонах Дамаскин замечает: «Так же встретился с Иисусом и я», при этом он подчеркивает, что, став христианином и монахом, не «жил долго и счастливо» и «у меня нет всех тех преимуществ, которые популярные проповедники обещают успешному христианину… Как говорил архимандрит Софроний, “нет ничего более трудного в аскетическом подвиге, как приближение к Богу, Который есть Любовь”. Но я бы предпочел быть с личным Богом и умереть, чем верить в безличный абсолют и не страдать. Следование за Христом – это крестный путь… но он дает нам неземную внутреннюю радость, которую никто у нас не может отнять».

Еще один обратившийся, Джон Хейлман, свидетельствует, что переходы американцев из буддизма в Православие – это не просто единичные случаи, а тенденция. Он пишет: «Помимо меня самого мне известны еще семь человек, которые стали православными христианами после того как были последователями дзен-буддизма или тибетского буддизма (в основном школы Нингмапа)»[14].

Рассуждая о «западных буддистах» как о перспективном поле для православной миссии, он предлагает ряд пунктов, которые, по его мнению, «показывают, почему православное христианство привлекательно для буддистов:

буддизм всегда по природе был в первую очередь монашеским и аскетическим деланием с акцентом на духовные практики, а не просто согласием со “списком истин”. В буддизме есть понимание органического единства между соблюдением заповедей и качеством духовной жизни, что хорошо помогает при изучении Православия;

буддизм всегда в той или иной форме имел “иконографию”;

буддисты почитают жития подвижников, мощи и “святыни”;

буддисты (по крайней мере, тибетские) имеют очень сложные и развитые формы литургической практики, в том числе песнопения, благовония и т.д.;

буддисты понимают, что лучше не жить настоящей жизнью, но бороться за будущую;

буддисты понимают значение бесстрастия и душевного покоя;

американцы, которые стали буддистами, – это, как правило, искренние духовные искатели, которые привычны к труду по изучению иностранных языков и культур и к понуждению себя выйти за пределы своей “зоны комфорта”, чтобы усвоить глубину духовной жизни».

Хейлман открыл в интернет-форуме специальную площадку для обсуждения этого вопроса с теми, кто, подобно ему, перешел из буддизма в Православие. Один из участников, Серафим Дэвис, дополняет список «сходств между Православием и буддизмом:

представление о духовном отце в Православии и концепция наставника в тибетском буддизме; использование четок в Православии и молитвенных бус в буддизме; ряд пересечений между писаниями отцов-пустынников и тибетских буддистских святых».

О своем пути в Православие Серафим говорит: «Я был последователем тибетского буддизма школы Гелугпа в течение десяти лет. Мое детство было лишено какого-либо религиозного воспитания, но я никогда не мог избавиться от понятия Бога-Творца или вечной души. В конечном счете, эти вопросы увели меня из буддизма»[15].

Другой участник дискуссии, Джон Симмонс, считает нужным больше обратить внимание на отличия и признается, что уже после своего обращения из буддизма в Православие и крещения осознал, «сколь значимо и велико то отличие, что в буддизме отсутствует что-либо аналогичное Страстям Христовым и Евхаристии. Учение Лотосовой Сутры о смерти Будды было очень трогательно для меня, но оно не имеет такого же значения для всех буддистов, и, в действительности, смерть Будды не является центральным событием буддийской веры… в буддизме спасение доступно только для духовной элиты, потому что только буддийские монахи имеют серьезные перспективы просветления в этой жизни, а в христианстве каждый христианин может реально надеяться на спасение».

Христос Пантократор. Икона VI в. Синайский монастырь святой Екатерины

Хейлман предполагает, что в миссионерских целях «было бы хорошо составить книгу с историями обращений» бывших буддистов в Православие. Интересно его замечание о том, что в известных ему историях «общий знаменатель, кажется, состоит в том, что если у человека было хотя бы небольшое знание о Христе, прежде чем он стал буддистом, то даже самое маленькое впечатление, даже из раннего детства, приведет к тому, что этот буддист достигнет точки, после которой он уже не сможет расти как буддист. Есть буддийские практики, которые служат для “открытия сердца”. Такая практика часто не работает для того, в чьем сердце хотя бы кратко был Христос – их сердца будут открыты только для Него. Не один буддист переживал такой опыт, когда мантра, которую он произносил более ста тысяч раз, в один прекрасный день превращалась в “Господи, помилуй”. И Он их миловал!»

О больших перспективах для православной миссии среди американцев, обратившихся в буддизм, говорит и Аллен, но он же сетует на то, что в этом отношении православными в США практически ничего целенаправленно не делается. Он подчеркивает, что «восточные религии никогда не являлись теоретическими доктринами. Их суть – в борьбе за освобождение от смерти и страданий путем духовного опыта… Это главное, что сближает их с Православием, поскольку оно по сути является терапией и преображением человека»[16].

Есть аналогичные рассказы и написанные русскими, обратившимися из буддизма. Прежде всего стоит упомянуть анонимный текст «Исповедь бывшего буддиста»[17].

Автор рассказывает, что воспитан был в атеистической семье. Он познакомился с буддизмом будучи студентом мединститута сначала на платных курсах по экстрасенсорике, а затем через литературу. Позднее начал изучать дзен-буддизм и практику медитаций в группе под руководством учителя-японца. Как говорит автор, «в тот период я искренне считал себя буддистом». Он замечает: «Большинство истинных буддистов не критичны по отношению к своей религии, их не пробить никакой православной антибуддийской проповедью. Зачастую это обусловлено тем, что буддисты не знают всей правды о буддизме, незнакомы с историей буддизма. Я и сам был таким. Но критичность по отношению к буддизму во мне начала зарождаться тогда, когда я узнал, что двое моих знакомых попали в психушку. Они были буддисты. До того как попасть в психушку, они усиленно практиковали медитацию». Позднее во время работы в военном госпитале он стал свидетелем еще двух таких случаев офицеров, которые в результате увлечения буддизмом и медитацией оказались в психиатрическом отделении. Автор оговаривается, что попадание в психбольницу не является чем-то обычным для буддистов, однако отмечает, что именно эти случаи подтолкнули его к критическому взгляду на буддизм.

Джа-лама

Большое впечатление на него оказало знакомство с литературой по истории буддизма. «Я с удивлением узнал о том, что буддизм не такая уж “белая и пушистая религия”, как его рекламируют. Оказалось, что в истории буддизма был Джа-лама, который приносил человеческие жертвоприношения Махакале… Весьма неприглядное впечатление произвела на меня и информация о человеческих жертвоприношениях в монастырях Тибета[18]… Узнал о войнах “красношапочников” и “желтошапочников” в Тибете – о том, как они захватывали друг у друга монастыри и насильно обращали монахов в свою веру (в свою ветвь буддизма)… В тот же период ко мне в руки стали попадать книги диакона Кураева. Узнал я о том, что моральное оправдание гонениям христиан в Японии были даны буддийским монахом Судэном в его трактате “О вреде христианства”. Книга эта (Судэна) попала ко мне в руки – и я с нею ознакомился тоже (ее выпустили в Киеве украинские буддисты)».

Вызвало смущение у автора история о Шугдэне: «Тибетские буддисты несколько столетий поклонялись ему как доброму, светлому духу (“защитнику” буддизма), а потом Далай-лама взял и объявил, что Шугдэну поклоняться больше не стоит, поскольку Шугдэн – дух темных сил. Информация об этом пришла к Далай-ламе, когда он в очередной раз медитировал… Получается – несколько столетий подряд буддисты поклонялись бесу (в частности – медитировали на образ Шугдэна, визуализируя его в своем сознании)». Смутила его и информация о том, что в школе японского буддизма сюгендо среди почитаемых ямабуси – «аскетов» – выступают персонажи японской мифологии, «например, демон Сайто Мусасибо Бэнкэй и божество Содзебо – повелитель длинноносых чертей тэнгу, обитающих в горах».

Еще одним поводом задуматься для автора стало происшедшее с его другом, который «принял тантрическое посвящение. Тантрическое посвящение в буддизме – это принятие обета по отношению к гневным божествам и духам (“защитникам” буддизма) и связано с визуализацией (в сознании буддиста) этих божеств и духов… Как-то раз к нам в город приехал лама и сказал ему: “Для того чтобы заниматься "чод" более успешно, нужно принять тантрическое посвящение”. И он его принял. После этого через несколько месяцев он начал медленно сходить с ума. Он потерял работу, от него ушла жена, наконец он попал в психушку и там чуть не повесился в туалете (хорошо, что санитар вовремя вытащил его из петли). Для того чтобы снять это самое тантрическое посвящение, его родственникам пришлось свозить его в Лавру. Только там, в Лавре, с помощью “отчитки” это самое тантрическое посвящение удалось снять».

Размышляя над всем этим, автор пришел к выводу, что «бесы (демоны) существуют не только в нашем сознании (как считают некоторые буддисты), но и в реальности. Ведь даже Далай-лама признал, что бес Шугдэн является виновником китайской оккупации Тибета и других бедствий тибетского народа. Если считать, что Шугдэн существует лишь в сознании буддистов, то каким образом он мог стать причиной несчастий целого народа? В итоге я стал приходить к мысли, что если существуют сатана и бесы, то, наверное, существует и их антагонист – Бог-Создатель».

Буддистский обряд

Автор продолжает: «Все эти размышления о бесовщине и буддизме совпали с тем, что я никак не мог найти в буддизме истины. Я читал буддийскую литературу… общался с другими буддистами, но найти в буддизме истину не мог. Вообще, изучая буддизм, можно прийти к выводу, что ни одна буддийская школа никогда не рассматривалась ее идеологами в качестве учения, возвещающего истину в последней инстанции. Буддийский взгляд вообще заключается в том, что истина не может быть постигнута с помощью обычных познавательных (гносеологических) методов, ни описана в обычных мыслительных категориях, ни быть выражена обычными описательными методами (как, например, православный Символ веры). Одним словом – ни истину в рамках буддизма, ни весь буддизм в целом умом-разумом, согласно учениям самих идеологов буддизма, не понять…

Даже понятию “нирвана” в одной и той же школе буддизма нередко даются разные формулировки, и все эти формулировки не считаются истиной в последней инстанции. Мне могут возразить, что критерием истинности в буддизме является личный духовный опыт человека. Однако, согласно учениям разных буддийских школ, личный духовный опыт человека в свою очередь так же абсолютным критерием истинности быть не может».

Принять направление движения к христианству ему помогли беседы с православным знакомым, а также знакомство с православной литературой, посвященной христианскому осмыслению буддизма и вообще восточных практик – работы В.А. Кожевникова, диакона Андрея Кураева, В.Ю. Питанова, иеромонаха Серафима (Роуза). Однако поворотным стало глубоко личное событие, которое опытно убедило автора в том, что Бог существует. Завершает свой рассказ он словами: «В Православии я нашел истину и принял крещение».

Другое свидетельство принадлежит Антону Готману[19]. Он на протяжении многих лет практиковал тибетский буддизм. «Около 12 лет назад я начал с ним знакомиться, лет 10 назад начал практиковать некоторые практики… Сначала учился понемногу всему подряд, потом решил искать Учителя. В результате долгих и тернистых поисков пришел к дзогчен Намкая Норбу Римпоче (впервые на ретрите[20] был в 2005 году в Крыму, потом ездил в Румынию). Принял прибежище[21]».

Господь Вседержитель. Фрагмент. Дисис храма св. равноап. кн. Владимира в Лиховом пер.

Заинтересовался христианством он после одного высказывания своего учителя – известного буддистского миссионера на Западе: «На предпоследнем ретрите Намкай Норбу Римпоче сказал, что в христианстве идут к тому же, к чему идут и в дзогчен, только христиане ищут это вовне, а практики дзогчен – в себе. Собственно, после этого я начал интересоваться христианством. Сначала просто изучал, что же такого они ищут. Потом начал натыкаться на описания внутреннего света в православной аскетике и т.д. Чем дальше изучал – тем больше удивлялся тому, насколько это глубокое, тщательно продуманное и проработанное учение».

Как и для иеромонаха Дамаскина (Христенсена), для Антона оказалось удивительным переосмысление получаемого во время медитаций духовного опыта в свете христианской аскетики: «Больше всего меня удивило то, что этот самый внутренний свет, звук и т.п. иногда называют “природа души” и что знание этой самой природы [в христианстве] не является чем-то значительным и важным, многие даже не заостряют внимания на этом вопросе. Смысл в том, что внутренний свет, или проявления нашей души, – это своего рода орган чувств для восприятия Бога. Но если человек пытается отвернуться от Бога, то этот орган чувств начинает выдавать собственные образы (как глаз, закрытый от света). Потом ты достигаешь знания, что это всё – проявления твоей истинной природы, и благополучно “прешься” в этом состоянии до смерти… Всё это описано, причем не в виде полемики с буддистами: писавшие это о буддистах, и тем более о дзогчен, ничего не знали, – а в виде предостережений о возможных ошибках в аскетической практике».

Антон пишет, что, в частности, «стал читать книги отца Андрея Кураева. Первые два дня плевался, но читал. Потом появилось состояние “ну-ка, ну-ка”, потом выкачал все его книги и несколько книг других авторов и недели три всё свободное время их читал. Потом, в какой-то момент, появилась потребность обратиться к Богу… Самым важным я сейчас считаю момент, когда решил “все-таки” обратиться к Богу с молитвой. Словами это не опишешь, но понимание того, что христианство может мгновенно вывести человека за пределы сансары (которую он сам себе долго надумывал) приходит практически сразу… Не знаю, как это описать. Раньше я четко различал: вот такое переживание, вот другое. А в этот момент всего этого не было – никакого блаженства, никаких образов и т.п. Просто появилось чувство, как будто очнулся от многолетнего летаргического сна и начал жить».

Святитель Николай Японский

Таким образом, как и для многих православных на Западе, обратившихся из буддизма, для Антона поворотным и решающим стал личный опыт переживания встречи с Богом.

Возвращаясь к записям святителя Николая Японского, можно добавить, что он тоже уделял внимание рассказам обратившихся из буддизма. Он приводит историю одной семьи: «Юуки был, и жена его также, верующим буддистом. Не нашедши “личного” Бога в буддизме, он потерял веру в него и крайне обрадован был, обретши Бога Творца и Промыслителя в христианстве, которое узнал случайно, приобретши Библию. Стал он молиться христианскому Богу, и усердная молитва даже увенчалась чудом: жена его была больна до того, что не могла вставать, он горячо помолился о ее выздоровлении, и она разом стала здорова к изумлению всех»[22]. Именно то, что христианство дает человеку не просто «идею Бога», но живую связь с Ним, в глазах святителя Николая принципиально отличает его от буддизма. И осознание этой истины помогло многим бывшим буддистам прийти ко Христу.

Диакон Георгий Максимов

[1] Николай Японский, святитель. Дневники. СПб., 2004. Т. 4.С. 459.

[2] Там же. Т. 5. С. 459.

[3] Тамже. Т. 4. С. 120.

[4] Allen K. Can Orthodox Christianity Speak to Eastern Religions? // http://www.orthodoxytoday.org/articles7/AllenOrthodoxy.php

[5] Fr. Libyos. Why A Chinese Buddhist Became an Orthodox Athonite Monk // http://www.johnsanidopoulos.com/2011/01/why-chinese-buddhist...

[6] Trisanjaya J. From the Buddha to Christ: A Young Man's Joumey to the Ancient Christian Church // http://friendsofindonesia.org/2011/01/from-the-buddha-to-chr...

[7] Nektarios. Illuminated By Orthodoxy: From The Asian East to the Christian East // http://andreaskoutsoudis3.com/convert/illuminated-by-orthodo...

[8] Nilus Stryker. From Tibetan Buddhism to Orthodox Christianity // http://joumeytoorthodoxy.com/20io/07/29/through-the-eastem-g...

[9] В тибетском буддизме нгакпа – предмонашеское звание религиозно практикующего мирянина. Дает право совершать некоторые обряды.

[10] В буддизме ваджраяны идам – просветленное существо, на котором концентрируется внимание во время медитации.

[11] Monk Adrian. Himalayan Ascent to Christ // Orthodox Word. 1997. №. 190.

[12] Здесь и далее цит. по: Дамаскин (Кристенсен), јеромонах. Од Зен Будизма до Сунца Правде // http://svetosavlje.org/biblioteka/Apologetika/StakleneOciInd...

[13] Софроний (Сахаров), архимандрит. О молитве. М., 2003. С. 208–210.

[14] http://www.angelfire.com/pa3/OldWorldBasic/Buddhism_to_Ortho...

[15] Тамже.

[16] Allen K. Can Orthodox Christianity Speak to Eastern Religions?

[17] http://istina-journal.ru/faith/public/97/

[18] Автор цитирует: «При втором посещении Тибета запомнилась беседа с учителем Ташидавой. Бывший чела – малолетний лама – рассказал мне о зловещем обычае, вроде бы никак не совместимом с буддийской заповедью бережно относиться к любому живому существу. При возведении культовых зданий под каждым из его краеугольных камней заживо хоронили ламу-подростка… 12-летний чела случайно узнал, что отобран для религиозного подвига… Ташидава в ужасе бежал из монастыря, воспользовавшись метелью, и лишь благодаря этому остался жив. Не так давно при реставрации здания под фундаментом были обнаружены детские скелеты» (Овчинников В. Вознесение в Шамбалу. М., 2006. С. 95–96).

[19] http://kuraev.ru/smf/index.php?topic=162284.msg1892454#msg18...

[20] Имеется в виду коллективная встреча по обучению практике медитации под руководством учителя.

[21] Под «принятием прибежища» подразумевается обряд принятия буддизма.

[22] Николай Японский, святитель. Дневники. Т. 4. С. 208.

http://www.pravoslavie.ru/put/66523.htm