– Маш, а давай ночью приеду, очередь займу?
– Нет, Вадик, ночью не поедем, будем стоять до победы.

Как окажется позже, до победы мы будем стоять десять часов.

Около станции метро «Фрунзенская» можно найти хвост многотысячной реки. Люди заходят за заграждения и невольно становятся частью истории. Первый час, до 15:30, мы стоим на месте. Люди вокруг, как и раньше во время очередей к Поясу Богородицы и Кресту Андрея Первозванного, разные. Звонят родным, читают акафист, улыбаются, спорят, долго ли будем стоять. Считают, что около четырех-пяти часов.

Несколько женщин объединяются и поют тропарь: «…Возсия мирови свет разума: в нем бо звездам служащии, звездою учахуся, Тебе кланятися Солнцу правды, и Тебе ведети с высоты Востока: Господи слава Тебе». К ним присоединяются голоса, и очередь начинает тихо петь.

От этого тепло и торжественно. Подпирающие со всех сторон люди уже не кажутся чужими.

– Говорят, что на Рождество первым в дом должен зайти мужчина, – говорит невысокая блондинка, – нам повезло, и пришел сосед с сыном, пели колядки. Так светло было.

Наконец, отгороженные от нас люди начинают двигаться и освобождают место. Только что рядом стоящие, спокойные люди бегут. Подбирая полы длинных шуб, расставляя локти, толкая впереди идущих. Мы просачиваемся в узкое горлышко очередного «кордона», «загона», или «кучки», как здесь говорят. Стесняются, и никто не знает, зачем бежали.

 

 

Мужчина рядом обнимает жену.

– Я вообще ноги поднял и меня занесли.

Стоим настолько плотно, что трудно поднять руку и поправить платок.

Идет второй час, и паломники начинают греться разговорами.

– Звала вчера подругу в церковь, а она отвечает – нет, спасибо, у меня все хорошо, – рассказывает женщина, стоящая сзади.

Тут же рядом девушка объясняет по телефону мужу, где она.

– Народу прорва. Зачем стоят? Не знаю. Наверное, надо. Замерзла. Какое гулять? Не выпускают, новости смотри.

Меняем очередной «загон». Бежим уже для того, чтобы согреться.

Впереди спотыкается и падает женщина, следующая сверху. Люди по инерции пробегают мимо. Останавливаются, возвращаются, протягивают руки. Жалеют.

Двое мальчишек, Матвей и Ваня, играют в полицию. Они не старше десяти лет. До самого храма пожалуются только на то, что не продают горячее какао.

– А зачем вы в очереди с детьми стоите? Вас должны пропустить.

Мать мальчиков отрицательно мотает головой. Во-первых, сами хотели в очереди стоять, во-вторых, пропускают только детей младше трех лет.

 

 

 

Около половины шестого мы видим купол храма. Он подсвечен и кажется теплым на фоне темного неба.

Две пожилые женщины, наклонившись друг к другу, разговаривают.

– Хорошо, что народ пришел. Столько злобы вокруг, страшно, а церковь нас объединяет.

– Мы заслужили эту святыню. Стояли и к Поясу, и к Кресту.

Рядом с каждым новым этапом стоят автобусы. Можно зайти и погреться. Водителю скучно, и он рассказывает о том, как люди стояли все эти дни.

– Не переживайте, все пройдут, все успеют. Хотя некоторые занимают очередь ночью, сегодня первые паломники пришли в три часа.

В очереди к биотуалетам женщина, стоящая впереди, легко скидывает норковую шубу и протягивает мне.

– Подержите, пожалуйста.

Улыбается: «Знаю, не унесете».

Позже она догонит меня и скажет: «Это ведь единственная возможность для нас, женщин, приложиться к Дарам. В монастырь, где они хранятся, пускают только мужчин».

Мы проходим мимо ресторанов, ларьков. Кто-то уже закрылся, холодно, и люди купили все.

 

 

 

В 18:15 проезжающая мимо машина полиции объявляет, что стоять дальше не имеет смысла. Время прохождения до храма – около десяти часов. Никто не уходит.

Волной, сначала с края, где лучше слышали, и потом к центру, начинается ропот и возмущение.

– Не уйдем никуда. Мы сейчас снесем все заграждения и пойдем по проезжей части.

Стоящие по ту сторону очереди волонтеры успокаивают. Обещают узнать, продлят ли время работы храма сегодня. Вчера, восьмого января, ХХС закрылся в 22:40.

Проходящая от «кордона» к «кордону» женщина собирает деньги на строительство храма в Бирюлево. Паломники хотят знать подробности, проверяют.

Сходятся на том, что храм в Бирюлево необходим – «там столько мигрантов живет, а серьезного храма нет». Звенят монеты.

Мы снова бежим. Стоять тяжело настолько, что бегут даже бабушки. Люди держатся за руки, упасть страшно.

 

 

 

От полевой кухни МЧС валит дым и пар. Пахнет сгорающим деревом, трещат поленья.

Чай раздают всем, передают стаканчики сначала тем, кто сзади, только потом берут те, кто ближе всех к кухне. Крестят, прежде чем пить. Чай заварен с травами.

«Позаботились», – улыбаются вокруг.

– Вы тут несколько дней. Как думаете, пройдем? – интересуются у спасателей.

– Вчера все тоже спрашивали. Верить будете – пройдете.

Стоять на месте больше получаса невозможно. По толпе гуляют легенды о том, почему мы так неравномерно продвигаемся.

В 20:04 с криками «ура» мы «берем» Крымский мост.

Начинается сужение набережной. Полиция просит не толкаться, потому что «купаться не хочется никому».

Уже давно никто не поет. Женщины говорят друг другу, что боятся не дойти.

Передо мной стоят две девушки.

– Это ничего, что я в шапке? – уже не первый раз повторяет одна из них.

– Ничего, конечно.

– Это ты сейчас говоришь, а ближе к храму все достанут платки, и я одна буду в шапке. И что просить? Ты знаешь?

Вторая девушка многозначительно смотрит на живот и обе смущенно и радостно улыбаются.

– Он сам поймет. Думай о хорошем.

В 22:00 настолько тихо, что слышно, как переступают с ноги на ногу несколько десятков человек.

– Я стою не только к Дарам, но и на храм посмотреть. Моя бабушка несколько пенсий на него жертвовала, верила, что построят. А еще девочкой бегала в тот, который снесли, настоящий.

В 22:49 очередь равняется со зданием «Красного Октября». Все знают, что храм уже должен быть закрыт, но никаких объявлений не было.

Пожилой мужчина замечает, что некоторые обходят автобус и присоединяются уже к следующей группе. Поворачивается к жене:

– А мы не пойдем. Все нужно заслужить, вытерпеть.

Рядом стоящие люди кивают. «Вытерпеть» – главное слово последних часов.

– Мы же не привыкли радоваться малому.

– Вот нас ограничили немного, и мы жалуемся, ропщем, вместо того, чтобы радоваться.

Всю дорогу от Фрунзенской передо мной мелькали девушки-двойняшки, взрослые, одинаково одетые.

Одна из них достает мобильный и включает для нас, рядом стоящих, текст из фильма «Форпост»: «Даже когда свинцовые тучи радуйся. В дождь и слякоть радуйся. Радуйся и ликуй, презирая боль, ибо имя тебе человек».

Уже за поворотом храм. Все настолько обессилели, что даже не разговаривают.

Достают телефоны, фотографируют храм. Готовятся, собираются с мыслями, растерянными за последние несколько часов.

В 00:05, пройдя второй досмотр, мы попадаем в храм.

 

 

 

После Рождественской службы в храме стоят елки. Пахнет хвоей и детством.

К ковчегу с Дарами подходят с двух сторон, служители предупреждают сразу – прикладываться только левой рукой, не задерживаться, креститься заранее.

Выбираю левый поток, у каждого на встречу со святыней – несколько секунд. И вдруг женщина, стоящая передо мной, падает на колени и обхватывает ковчег двумя руками. Очередь останавливается. Женщину подхватывают за руки два юноши.

– Матушка, ну что же вы.

И поток снова продолжает прикладывать руки, лбы, крестики и мобильные телефоны.

Позже я рассмотрю, что на них закачаны иконы с Богородицей.

В 00:10 мы выходим из храма.